— Пора возвращаться, — произнесла Берта обычным тоном, желая прогнать возникшее смущение.
— Прошу вас, побудем еще чуть-чуть.
Изменившимся, слабым голосом, словно обессилев от долгой внутренней борьбы, она сказала:
— Нет, идемте… Приходите завтра.
Они вернулись к дому; холодное сияние исходило от белого фасада, на котором выделялось окно гостиной, сочившееся слабым желтоватым светом.
— Вы уходите, Андре? — спросила госпожа Дегуи, резко хватая лежавшую на коленях газету.
Берта оставила Андре с госпожой Дегуи и поднялась к себе в комнату. Она открыла окно, посмотрела в сад и прилегла на кровать. Прислушалась к шагам госпожи Дегуи по коридору и снова погрузилась в свои грезы: в ушах у нее все еще звучала произнесенная Андре фраза: «Если бы вы знали, как я вас люблю!» — и она опять видела изменившееся, новое выражение глаз Андре. От всего долгого вечера и из всех сказанных сегодня слов у нее в памяти осталось только это. Отрешенная, она полностью погрузилась в это воспоминание — так, бывает, пристально, ни о чем не думая, смотрят на пламя, — и в ее оцепеневшем сознании то и дело проносилось одно и то же видение.
На обращенной к дороге стороне дома хлопнуло закрывшееся окно. Берта поднялась; начав раздеваться, она вдруг представила себе обычное выражение лица Андре и улыбнулась при мысли о своих наивных детских мечтаниях, которым только что предавалась.
Однако все время, пока она расчесывала свои разлетавшиеся в разные стороны волосы, ей слышалось: «Если бы вы знали, — как я вас люблю!», и снова на нее пристально и жадно глядели полные горячности глаза.
Она подошла к раскрытому окну, села и погрузилась в свой гипнотический сон, где снова возникал тот же образ и звучал все тот же голос.
За окном, в освещенной луной недвижной, притаившейся листве слышались то мимолетный шелест, то слабые приглушенные шумы, похожие на чье-то незаметное пробуждение; и вдруг, словно в ответ на беспредельное ночное сияние, тишину разорвал сиплый крик петуха, перепутавшего время и запевшего задолго до рассвета.
* * *Проснувшись на следующий день, Берта с тягостным чувством вспоминала этот вечер. Она винила себя в том, что проявила смешную слабость. Мысль о предстоящей встрече с Андре была ей неприятна. Она, конечно, могла принять его как обычно и этим показать, что уже не помнит об их вчерашней беседе, но вот вернуть назад вырвавшуюся у нее в момент откровения тайну она не сможет уже никогда. «Как все-таки мало надо для того, чтобы женщина открыла сокровенные глубины своей души!» — подумалось ей.
Однако, припоминая детали вчерашнего вечера, она обнаружила, что в основном говорил один Андре. Разве произнесла она хотя бы одну сомнительную фразу, когда лежала в шезлонге или когда они гуляли по аллее, или сидели под пихтой? Она доброжелательно слушала Андре. Да, он заметил ее слезы, но ее грусть можно объяснить самыми различными причинами. Ведь это же он в конце концов объяснился ей в любви.
Успокоившись, Берта снова повторила про себя: «Если бы вы знали, как я вас люблю!» Ей вспомнились интонация его голоса, непривычная выразительность взгляда, и она вновь поддалась власти монотонной мечтательности, заполненной одним-единственным, постоянно возвращающимся образом.
Она встала с постели, сбросила с себя ночную рубашку, подобрала вверх волосы и, еще раз взглянув в зеркало, направилась в ванную.
Потом она надела пеньюар, села перед зеркалом и, откидывая голову вслед за движением руки, стала расчесывать разметавшиеся кудри. Она не думала больше ни о своих страданиях, ни о несправедливости, ни о муже. Она вновь видела перед собой господина Ле Куэ, платье, которого она носила в одну из зим.
Она протянула руку к столу, чтобы взять из-под коробки с почтовой бумагой пролежавшей там уже два месяца роман. Она вспомнила, что собиралась написать письмо Альберу. «Ладно, напишу как-нибудь в другой раз», — решила она, раскрывая недавно купленную книгу и листая самые последние страницы.
Держа в руке пилочку для ногтей, она подошла к окну и увидела сидящую под каштаном Эмму. «Она все время думает о своем горе, — подумала Берта. — Кому это нужно, такое долгое отчаяние? Когда успокаиваешься, появляется ощущение вины; а ведь защищаешься, по сути, от жизни, которая так хорошо исцеляет».
Она вернулась к зеркалу, села, взяла щетку и вновь принялась расчесывать волосы немного усыпляющими движениями; поставив на стол локоть и уставившись в одну точку, она вновь увидела взгляд Андре и услышала его голос.
«Он — настоящий ребенок», — мысленно сказала она себе, пытаясь отогнать видение. Она встала и посмотрела в окно на голубое небо над деревьями. Ей казалось, что приятный утренний воздух наполнил ее сердце смутной радостью. Напевая, она выдвинула один из ящиков, выбрала очень тонкие белые чулки и стала медленно одеваться, придирчиво оценивая мельчайшие детали своего туалета.