— Стойте! — выкрикнула я.
Мы кинулись разгонять их как могли. Мэддокс тут же нагнулся. Достаточно было одного вдоха. Он резко отпрянул, прижал руки к лицу, зарычал.
— Что? — Я в панике подскочила ближе. Сквозь пальцы виднелся его покрасневший нос. — Жжёт?
Он кивнул. Глаза сверкнули хищно.
— Не знаю, что это за дерьмо, но колодец отравлен.
Окружающие нас люди ахнули, переглянулись в ужасе.
— Никто не должен больше пить воду, — сказала я вслух. — Если у вас кто-то заболел — постарайтесь вызвать рвоту. Нужно, чтобы они очистили желудок.
Мужчина, который только что поднял из колодца вёдро, выронил его. Вода выплеснулась на землю. Глиняный пол и песок мгновенно её впитали.
— Что это за яд? — спросил он.
Взгляд Мэддокса в этот момент был смесью огня и холода.
— Мы это выясним. — Он подхватил меня на руки раньше, чем я успела возразить. — Делайте, как сказала моя спутница. Предупредите всю Анису: вода отравлена.
Он взмыл в небо с мощным взмахом крыльев и полетел низко над крышами к месту, где акведук проходил недалеко от кварталов, но всё ещё находился внутри цитадели. Там он, не задумываясь, врезал кулаком в маленькую стенку из камня, покрытую мхом. Та разлетелась, открыв деревянный канал, по которому мощной струёй текла вода — вниз, к людям. Та самая вода, за которую герцоги брали с бедняков плату.
Сначала я не почувствовала ничего. Но для Мэддокса запах был нестерпим. Глаза его наполнились слезами.
— Что-то знакомое, но…
Что-то фиолетовое колыхнулось в мутной воде. Я, не думая, хлестнула тьмой, вытянула это из потока, и когда цветок коснулся моих пальцев, мир под ногами раскололся надвое.
Мэддокс увидел — и тоже узнал.
— Аконит.
Одно из самых смертоносных растений королевства… для людей. Сидхи обычно могли справиться с природными ядами. Людей же убивала капля. Крупинка.
Всего за несколько часов.
Безо всякого противоядия.
Я провела пальцем по лепестку — вытянутому, в форме нектарника, цвета моих глаз. Внутри меня поднималась буря. Яростная. Беспощадная.
Я вновь посмотрела на поток. В воде иногда проплывали фиолетовые лепестки. Немного. Редко. Почти незаметно.
«Отпусти людей, которых держишь здесь как рабов, и позволь беднякам из кварталов выйти на улицу, чтобы выжить».
«Я всегда держу слово».
— Они бросили лепестки в колодец, чтобы яд действовал постепенно. Чтобы люди продолжали пить, не замечая. Чтобы, когда появятся первые симптомы… было уже поздно. Чтобы…
Руки Мэддокса обвили меня. Большой палец погладил щеку — и только тогда я поняла, что плачу.
— В этом нет смысла, — прошептала я, всхлипывая. — Мэддокс… это не имеет никакого смысла…
— Знаю. — Он обхватил мою шею, заставляя посмотреть на него. В его взгляде бурлило то же, что и во мне. И всё же — то, что чувствовали мы, не шло ни в какое сравнение с тем, через что проходили сейчас сотни в этих кварталах — и те, кто умирал, и те, кто их любил. — Они заплатят за это.
О да. Заплатят.
Я заставила себя дышать ровнее. С сердцем было сложнее.
— Вернёмся к Хейзел и её семье. Мне нужно…
— Мне тоже.
Когда мы вернулись, тревога уже переросла в панику и горе. Я чувствовала, как внутри меня что-то дёргало — резко, болезненно. Души. Повсюду ускользающие души. Я приняла всех, кого могла. Всех, кто был рядом и искал во мне прибежище. И спрятала слёзы, когда снова вошла в этот дом, в эту вонючую комнату…
Имса уже не был зеленоватым. Он был белым. Совсем белым.
Мать обнимала его, рыдая. Братья сидели, не понимая, что происходит.
Хейзел взяла меня за руку — в тот самый миг, когда оив Имсы скользнул к моим ступням и впитался в моё естество. Я не смогла ответить ни на один из вопросов, что задала девочка. Я стояла, не двигаясь, пока Мэддокс обнимал её, а смерть продолжала косить людей Анисы.
Смерть — и безумная, бессмысленная ненависть.
***
Мы с Мэддоксом приземлились в атрии молча. Гвен, Веледа и — к моему удивлению — Сейдж вышли нам навстречу. На них всё ещё была ночная одежда, и лица выражали замешательство.
— Что произошло? — Гвен вгляделась в нас, и, судя по тому, как она попятилась, увиденное её напугало. — Богини… с вами всё в порядке?
Нет. Я даже не могла ответить.
Внутри меня уже не было Аланны — только существо, целиком поглощённое тьмой и яростью.
— Где твой отец?
Сейдж взглянула за наши спины, туда, где возвышалась цитадель и простирались кварталы. Крики, агония сотен людей ощущались даже отсюда. Это было не просто шумом. Это было ощущением, гнетущей пеленой, пропитавшей воздух.