— Надеюсь, Ойсин её отыщет. И что она принесёт пользу.
— Знаешь… — сказала я как бы между делом. — Я начала подозревать, что с тобой что-то не так, ещё после истории с деарг-ду. Всё не могла понять, зачем вампирам тащить тебя, если в твоих жилах течёт кровь сидхи. Пусть наполовину, но этого должно было хватить, чтобы сопротивляться их гипнозу. А потом была Орна, и она всегда чувствовала в тебе человеческое.
Вел посмотрела на меня краем глаза.
— Но ты поняла, что дело в моих волосах.
Значит, мне не показалось, и дело было не в вине и не в проклятой браслетной магии. Я действительно советовала Вел сменить состав её краски.
— Я была травницей. Варила краски для женщин в Галснене, и запах ореха и чёрной ягоды ни с чем не спутаешь. Но я думала, тебе просто не нравится твой природный цвет. Или ты стесняешься его по какой-то причине.
В сущности, желание Веледы быть брюнеткой вместо блондинки тогда ничуть не насторожило. Но теперь всё встало на свои места: почему она так спешила укрыться от дождя, почему не купалась с нами, почему солнечные лучи выхватывали в её волосах золотые искры.
И когда муйрдрис окатил её в подземелье… Она обратилась к Оберону — несмотря на его отвратительное прошлое, — и тот укрыл её, словно знал, что ей есть что скрывать.
— Оберон знает, да?
— Да. Он один из немногих, кроме Пвиля и Абердина. — Она подняла взгляд на своего приёмного отца. — После обмена с Мэддоксом и гибели друидов они не смогли избавиться от меня. Но и доверить меня случайной семье не могли. Тогда придумали историю о сидхи, погибших от лихорадки, и будто бы нашли меня и спасли. Что, в сущности, было правдой. Спасли.
Я осторожно коснулась её предплечья. Когда она не отстранилась, я придвинулась ближе и обняла её. Вел была выше меня даже сидя, и поза вышла неловкой.
Гвен продолжала гладить её по спине.
Мэддокс тяжело вздохнул.
— Сегодня ты была очень смелой, Вел. То, что ты сделала перед лицом всей Эйре…
— Предполагалось, что этого никогда не случится. Что мне никогда не придётся требовать имя Руад. Но после того, как план иле провалился, я поняла, что жизнь изменится. — Она уткнулась мне под подбородок, и я почувствовала дрожь, которую она тщетно пыталась скрыть. — Слухи о том, что Двор рушится и королевская семья в хаосе, становились всё громче. И мысль пустила во мне корни. Я уже не могла её вырвать. Неделю назад я сказала родителям, что не хочу больше прятаться. Мэддокс и Аланна исчезли, Сейдж оказалась предательницей, а я не могла сидеть, сложа руки, читая книги и сохраняя нейтралитет. Я больше не могла.
Я понимала её. Я заметила спящую воительницу в Вел ещё в самом начале. Такой человек не может оставаться сторонним наблюдателем, ему нужно действовать. В противном случае вина сожрёт его изнутри.
— Но кое-что ты сказала раньше, у Камня… — Она отстранилась, чтобы посмотреть на меня. — Что ты будешь носить корону лишь до тех пор, пока не найдётся кто-то более достойный.
Карие глаза Веледы потемнели, опустели.
— В этом мире, полном магии, гейсов, порталов в иные жизни, бессмертных существ… В моей крови нет ничего. Она ничего не значит, в отличие от того, что с такой самоуверенностью внушали себе Нессиа. — Она запнулась. — Руад всегда были лишь мужчинами и женщинами. А я ещё и несу в себе наследие ужаса и дискриминации.
Я обдумала её слова.
— То, что ты видишь как изъян, я считаю благословением, — прошептала я в конце концов.
Я заметила её удивление по тому, как её подбородок дрогнул. Веледа никогда не была из тех, кто выставляет чувства напоказ — она не смеялась во весь голос, как Гвен, не ворчала, как Сейдж, и уж точно не имела самодовольной поступи Мэддокса. Она привыкла быть кем-то другим: прикусывать язык, тщательно подбирать слова, наблюдать за жизнями близких, пока её собственная стояла на паузе.
— Возможно, у тебя нет магии и никакой гейс не следует за тобой по пятам. Но… помнишь, в замке Сутхарлан, когда я учила тебя метать ножи? Тогда мне показалось, что ты чувствуешь себя в ловушке, и теперь я понимаю почему. Но больше тебе не нужно прятаться, Вел, ни одну грань своего существа. Даже эти прекрасные волосы. И свобода какое-то время будет выбивать тебя из равновесия. Ты станешь испытывать вину без причины и иногда тосковать по прежней жизни. И это будет нормально.
Мы все сделали вид, что не замечаем, как она сглотнула, и её глаза заблестели влагой.
— Просто… Я не знаю, кто я. Не узнаю себя в зеркале.
Ах… богини. Я знала это чувство. Знала, насколько оно может быть мучительным. Как потерянно при этом себя ощущаешь.