Узы задрожали раз, другой, третий.
Я отвела взгляд.
Напротив меня Гвен и Вел были… заворожены.
Они позволили тьме коснуться себя, вплестись в волосы, скользить по шее и ушам. Хихиканье Гвен вызвало у меня улыбку.
Ни от одной из них я ничего не почувствовала — само собой. Гвен была человеком, а Вел рассказывала, что, несмотря на своё полуфэйрийское происхождение, не унаследовала ни капли магии.
Никогда бы не подумала, что доживу до такого. Даже в самых смелых мечтах. Я сдерживала свою магию столь жестоко и с таким страхом, что даже к Каэли не позволяла ей приближаться.
Я отозвала её — и чувствовала себя… хорошо.
А затем, вместо очевидных вопросов (ну, по крайней мере для меня очевидных), они набросились с выводами, пытаясь объяснить странные события, которым до сих пор не находилось объяснений.
— Вот почему ты была такой быстрой в первый день, когда мы тебя увидели, — заключила Гвен, прищурив глаза. — Сейдж тебя тогда возненавидела, за то, что ты вырубила нас за пять секунд. А Мэддокс? Я никогда не видела, чтобы его гордость так пострадала.
Я взглянула на дракона — он безмятежно развалился на подушках и наслаждался инжиром с мёдом. Похоже, слова Гвен его нисколько не задели.
— И те трансмутационные камни, и чары, — добавила Вел, скрестив руки. — Полуфэйри, создающая такие мощные артефакты и порошки мора — без посторонней помощи? Это не укладывалось в голове.
Гвен щёлкнула пальцами:
— Всё! Легенда о крещении тройняшек! Значит, правда? Король Паральда благословил детей Теутуса и Тараксис фэйрийскими силами? Я слышала, что он был просто самовлюблённый дурак и дал им только красоту и прочие пустяки.
Боги, какие они шустрые. И настроены были решительно.
— Да, — призналась я, и обе радостно ахнули. — По крайней мере, насколько я знаю. Моя семья никогда не вела хроники рода или списка даров. Но у всех у нас были способности, связанные с фэйри. Я могу использовать камни, травы и накладывать некоторые чары. Хотя, как любит мне напоминать Сейдж, у меня нет должного образования.
— И ты довольно сильна. Вот почему тебе удалось одолеть Мэддокса в лесу Рабабо, — продолжила Гвен. — И ты могла бы в любой момент вырваться из верёвок, правда?
Я невольно улыбнулась. Я прекрасно помнила тот день — связанная по рукам и ногам у дерева, пока Мэддокс, Гвен и Сейдж обсуждали, что со мной делать.
— На самом деле, я об этом думала. Но только что произошёл… наид нак с Мэддоксом. — Я сглотнула. Пожалуй, это было впервые, когда я произносила это вслух. Узы отозвались лёгким покалыванием. — И мне было любопытно. Сразу стало ясно, что вы не обычные охотники.
— Потому замок Сутарлана так быстро тебя и принял, — прошептала Гвен Веледе. — Обычно он угрюм и холоден. Должен был бы хотя бы раз столкнуть её с лестницы, прежде чем одобрить.
— Её скрытность и замкнутость тоже теперь объяснимы. И её меткость.
— Это — результат практики, — проворчала я, но они меня проигнорировали.
— И когда ты прикасалась к каким-то вещам, то будто замирала — словно душа улетала куда-то на мгновение. Наверняка это тьма показывала тебе воспоминания!
К моему удивлению и лёгкому ужасу, к их цепочке догадок присоединился и Мэддокс:
— И вспомните, как в На Сиог она спасла меня, когда Оберон чуть не проломил мне череп балкой. Словно почувствовала заранее.
— И выжила после стрелы из гематита, почти в сердце, — добавила Веледа, изворачиваясь, чтобы коснуться своей спины — там, где были мои шрамы. В любой другой момент это бы меня задело — эти раны всегда были для меня болезненной темой, чем-то, что я скрывала всю жизнь. Но сейчас… я только широко открыла рот. — Слишком уж похоже на чудо.
— Вероятно, те солдаты, что похитили Каэли, поплатились за это самым страшным образом, — сказала Гвен. — Честно говоря, я на это надеюсь.
Они не посмотрели на меня в ожидании подтверждения или опровержения, так что я промолчала — но да, я тогда ослепила их тьмой. И — да, навсегда. И до сих пор не жалела об этом.
Мэддокс подался вперёд, опираясь локтями на колени. Он осторожно отодвинул крылья, чтобы случайно меня не задеть — и это оставило во мне какое-то глупое ощущение пустоты. Мне вдруг стало интересно: а вдруг настоящая Аланна — та, кем я становлюсь — это кто-то нежный, зависимый? Я молча молилась, чтобы это было не так.
Это всё… ломка, решила я. Двадцать лет без чувств и желаний не проходят даром.