Он был прав.
— Всё равно, ты чертовски силён. Ты тоже не сражался в полную силу.
— Давай просто признаем, что никогда не будем использовать всю свою мощь друг против друга. Сражаться с тобой — это было круто, и я бы с радостью повторил. Но я скорее умру, чем по-настоящему причиню тебе боль.
Я поиграла с тёмной прядью, свисавшей ему на лоб.
— Взаимно, — сказала я.
Он шлёпнул меня по ягодице лёгким, игривым движением.
— Смотри-ка, мы даже можем договориться.
— Эй! — возмутилась я.
В конце концов он скрестил руки за головой, устроившись предельно комфортно, пока я развалилась на его теле.
— Значит, когда Фионн тебя тренировал, ты проходил те же самые испытания?
— Точно. А поскольку на мне ещё висели чары, а этот ублюдок не знает, что такое совесть, мне понадобилось почти три месяца, чтобы пройти первое.
Меня это не удивило. Испытания Фианны были смертельно опасными.
— Ты ведь тогда был подростком.
— Мне было четырнадцать. По мнению моего па… короля, я уже был мужчиной.
Я провела пальцами по его крепкой челюсти.
— Ты можешь называть его отцом. В этом нет ничего плохого.
Он сглотнул.
— Это неправильно. Он никогда не был мне отцом — ни по крови, ни по сердцу.
Я не стала его переубеждать. Понимала, почему он так думает.
— И как часто тебе удавалось ускользнуть из Двора, чтобы тренироваться с Фионном и быть с Братством?
Мы лежали так, обнявшись, делясь тихими поцелуями и воспоминаниями о прошлом, довольно долго. Вокруг не слышно было ничего, кроме наших шепотов, дыхания и глубокого, ровного биения его сердца.
Пока вдруг не раздался далёкий крик боли, разорвавший тишину ночи.
Глава 33
Аланна
Нет границ для тех, кто отдал душу мести.
И прощения — тоже.
Слова богини Ксены, произнесённые более пятисот лет назад.
Я оделась наспех, и мы рванули в пустоту. Воздух хлестал по коже и волосам, пока мы пролетали над городом в поисках источника звука. Он отразился от стен каньона, и Мэддокс не мог с точностью определить, откуда он пришёл. Атрий уже опустел, наши друзья давно разошлись по спальням.
Но хуже всего было другое — резкая, точная боль в животе, как если бы за моё нутро тянули из разных уголков города.
Тогда я вспомнила, что говорила Хейзел, девочке-человеку.
— Спустись ко входу в цитадель, — попросила я.
Он камнем рухнула вниз, и у меня всё внутри сжалось — желудок подкатил к горлу. Когда мы приземлились, в глазах плясали чёрные блестящие точки. Я бросилась к нише, где когда-то была входная решётка цитадели. Там, среди обломков плохо выдранного гематита, лежал клочок бумаги.
Я аккуратно подняла его, стараясь не задеть гематит.
Когда прочитала, душа ушла в пятки. Всё спокойствие мгновенно испарилось из тела.
— Это от Хейзел. Она пишет, что за последние часы многие люди начали заболевать… Один из её братьев — в тяжёлом состоянии.
Лицо Мэддокса потемнело.
— Пошли. Я знаю, где они живут.
Мы добрались за считанные минуты. Хейзел с семьёй жила в скоплении лачуг, которые здесь называли «крысиным гнездом». Дома лепились друг на друга, как груда камней, сложенная наспех: устойчивость — да, эстетика — нет. Бесконечные цветные навесы, окна, двери — заблудиться здесь было проще простого, если не знал дорогу наизусть.
Соседние улицы были забиты взволнованными людьми. Многие хмурились, завидев нас, но одна женщина бросилась ко мне с отчаянием.
— Мой сын! Он… — Лицо её, смуглое, обветренное солнцем и работой, было залито слезами. Узкие глаза подсказали мне, что это, скорее всего, мать Хейзел. Руки у неё так дрожали, что браслеты с бубенцами звенели без умолку. — Ему плохо, я не знаю, что с ним!
Скоро люди вокруг заговорили вразнобой — почти у каждого кто-то внезапно заболел. Ком встал в горле. Я была травницей, я видела болезни и умирающих. В Гальснане мужчины часто погибали от лёгочных заболеваний, вроде туберкулёза — беда, что косила только людей.
Если это одна из тех болезней, которые я знаю, и если у меня будут под рукой нужные травы…
Я взяла женщину за руки, пытаясь остановить дрожь.
— Покажи мне сына. Мне нужно его осмотреть. — Я обернулась к Мэддоксу: — Пожалуйста, узнай, как обстоят дела у остальных.
Если это начало эпидемии…
Дома здесь обычно были овальными, с хорошо утеплёнными стенами, чтобы отражать жар. Пол был усыпан коврами, поверх которых стояли низкие столики и подушки, сшитые вручную. В другой ситуации я бы залюбовалась резными ставнями и настенными узорами, но сейчас молча следовала за женщиной сквозь арку за аркой, пока не оказалась в прохладной и проветриваемой комнате, где находились четверо.