Он был мне другом.
Он научил меня читать.
Он помог мне поверить, что жизнь — это не просто тёмная пропасть, как считает моя мать.
«Мама говорит, что любопытство до добра не доведёт», — сказала я ему однажды, когда мне удалось сбежать и навестить его. Мать узнала о нашей дружбе и выпорола меня веткой так, что на глазах выступили слёзы. «Вспомни эту боль в следующий раз, когда захочешь пойти туда, куда не следует», — ругалась она.
«Твоя мама просто хочет тебя защитить. Но знание, мой юный друг, — это всегда сила», — ответил он.
В чём бы его ни обвиняли, он не заслуживает такой смерти. Нет, не может быть. Мама только что родила и слаба, а если его не станет… Я останусь одна с младенцем? Как я смогу позаботиться о Каэли?
Я смотрю на него сквозь слёзы, убеждённая, что мой мир рушится.
Тьма противится. Она говорит, что может помочь мне.
Может ли? Говорят, что она коварна. Что она поглотит меня, если я воспользуюсь её силой. Что из-за неё против меня обернутся и люди, и сидхи.
Вдруг один из охотников бросает факел на дрова. Они быстро загораются. Ффодор кричит.
— Помоги ему, — прошептала я еле слышно.
И она помогла. Я почувствовала, как она перемещается по изгибам и узлам, приближаясь к столбу. Я почти ощущала кончиками пальцев, как она вгрызается в верёвки. В груди возникло приятное покалывание, а в животе — тепло; так всегда бывает, когда я использую магию. Я не чувствую пустоты или боли, только облегчение.
Слышно, как рыдания Ффодора прерываются, когда он чувствует, что его ноги освобождаются. Он смотрит вниз, ошеломлённый, но быстро поднимает голову и оглядывается вокруг. Он замечает меня, прижавшуюся к одной из стен, его глаза, впавшие в глазницы, широко раскрываются. Он исступлённо мотает головой. Но тьма уже грызёт верёвки на его запястьях, и те с треском рвутся.
Ффодор падает вперёд, теряя равновесие, пытается убежать от огня. Увидев это, охотники бросаются к нему. Нет, нет, нет. Он должен бежать. Он должен…
Один из охотников осматривает остатки верёвок и качает головой. Я не вижу его лица из-за капюшона и маски, но сразу понимаю, когда он замечает меня.
— Вон она! — кричит он, указывая на меня. — Она помогла ему с помощью запрещённой магии!
Никогда ещё я не бежала так быстро. Я петляю между домами, чтобы сбить охотников со следа, и, влетев в дом, пугаю мать. Она кормит грудью Каэли у камина. Увидев моё лицо, она всё понимает. Понимает, что случилось что-то ужасное.
Я наглухо закрываю дверь, но даже так слышны крики приближающихся охотников. Мать бледнеет и встаёт. Под её взглядом я чувствую себя ничтожеством.
— Что ты натворила, несносная девчонка?! — кричит она на меня. — Что ты наделала? Ты привела их к нашему порогу!
Собрав последние силы, она передаёт мне Каэли и ведёт к задней двери, в сад, который я вырастила в одиночку. Она выталкивает меня наружу и снимает с себя чёрное пальто. Вместо того чтобы надеть его на меня, она ещё плотнее укутывает в него Каэли.
Потом хватает меня за плечи. Больно.
— Беги. Спрячься там, где тебя не найдут. Если не ради себя, глупая, то ради своей сестры. Ты меня поняла?
Быстро киваю. Мать склоняется, чтобы поцеловать безволосую головку Каэли, а затем отходит.
— Быстрее!
Я уже бегу, когда слышу, как она захлопывает дверь. Продолжаю бежать очень, очень долго. С наступлением темноты достигаю окраин рудников Нурала и прячусь в одном из сараев, подальше от глаз рабочих. Остаюсь там до рассвета, всю ночь пытаюсь унять плачущую Каэли, позволяя ей сосать мой палец. С наступлением следующей ночи снова выхожу. Делаю узелок из плаща, чтобы привязать сестру к груди.
Когда я добираюсь до окраин Тельмэ, деревня кажется спокойной. Но это пугающее спокойствие. Над соломенными крышами поднимается чёрный дым, слышен лай нескольких собак.
Осторожно, постоянно оглядываясь, я приближаюсь к дому. Сад разрушен, задняя дверь едва держится на петлях. Внутри ничего не слышно, и, хотя внутренний голос просит меня не входить, что-то заставляет меня сделать это. Я должна увидеть. Я должна увидеть.
Я узнаю этот запах в воздухе. Этот металлический запах крови.
Замечаю силуэт матери на полу у камина. Подхожу ближе. Не чувствую ничего, когда вижу лужу крови у её головы. У неё нет нескольких пальцев. Не чувствую ничего, когда опускаюсь на колени и касаюсь её плеча. Не чувствую ничего, видя её обнажённую грудь и всё остальное.