Он навалился на меня так, что я затылком прижалась к стене. Его большие руки крепко сжимали мои бёдра, сминая платье, впиваясь пальцами почти у самой попы. Он потянул меня к себе, и я без колебаний раздвинула ноги, позволяя ему оказаться между ними и поднять подол моего платья. Он прижался ко мне явно очень твёрдым членом, и я, кажется, застонала прямо в его рот.
Я провела руками по его лицу, оставляя следы чернил, пока он завоёвывал мои губы как настоящий захватчик, как тот, кто не сомневается в своих действиях, потому что желал этого слишком долго. Невероятно, как он откликался на каждое моё прикосновение, как напрягались его плечи, как покрывалась мурашками кожа на шее. Его рука скользнула по моему обнажённому бедру, поднимая платье всё выше и выше. По моим плечам и спине пробежали мурашки. В этот момент я не была девочкой, рождённой с проклятием, не была монстром, которого даже родная мать полюбить не смогла; я не чувствовала себя одинокой, виноватой или управляемой некими кукловодами.
Здесь были только я, Мэддокс и то, что творилось между нами…
После глубокого поцелуя губы Мэддокса скользнули в сторону, оставляя приятный мокрый след на моих щеках. Когда он зубами захватил мочку моего уха, я почувствовала, как у меня подкашиваются колени, хотя я сидела на столе.
— Я представлял этот момент сотни раз, — пробормотал он, — и даже так ты оказалась куда более чувствительной, твоё тело откликается на каждое прикосновение. И это наводит меня на мысли о всевозможных извращениях, понимаешь? Таких, что мне должно быть стыдно.
Постепенно, как бы прощупывая почву, его пальцы начали подниматься по моему бедру. Большой палец коснулся точно того же места, что и в тот день во дворце, и казалось, что моя кожа тоже вспомнила тот раз, и оба прикосновения — из прошлого и настоящего — слились в одно. С моих губ сорвался трепещущий вздох, и, сама не осознавая, что творю, я схватила Мэддокса за затылок и притянула к себе.
С тихим смехом он коснулся края моего нижнего белья. Я сама касалась себя там всего несколько минут назад. И он был со мной в тот момент, если эта злосчастная связь, созданная меткой, позволяла не только слышать, но и чувствовать.
— Интересно, что я почувствую, когда коснусь тебя здесь, — сказал он, проводя пальцем по краю ткани сверху вниз. Он был так близко… По коже пробежал холодок, словно молния, настолько мощная, что я вскрикнула в объятиях Мэддокса, и внезапно его пальцы оказались там, где я нуждалась в них больше всего. — Чёрт, надо было медленнее. Надо было…
Бормоча глупости себе под нос, он отодвинул моё нижнее бельё в сторону и коснулся меня впервые безо всяких преград. Ощущение его пальцев, почти таких же горячих, как и я сама, скользящих по моим складкам… Ни с чем несравнимо. Ни с чем.
— Боги, Аланна, ты такая мокрая. Скажи, что не ходила так по деревне, — пробормотал он хриплым голосом. — Скажи, что ты не была такой, когда встретила Оберона и его шайку.
Мэддокс продолжал исследовать мои самые интимные места, пока говорил, его пальцы выплетали узоры, создавая череду ощущений, от которых я всё сильнее сжимала коленями его бёдра. Из меня вырвалось несколько звуков — я даже не знала, что способна такое издавать. И когда перед глазами вспыхнул ослепительный свет, я схватила Мэддокса за запястье, чтобы остановить его движения.
— Ты задаёшь слишком очевидные и неправильные вопросы, — прошептала я, задыхаясь. — Хочешь знать, когда в последний раз я была такой мокрой?
Он сурово взглянул на меня, хотя я знала, что в нём кипели страсть и едва сдерживаемое желание. Если он чувствовал хотя бы половину того, что я, то удивительно, почему мы всё ещё на столе.
— Нет. Да. Нет. Чёрт.
Он закрыл глаза, борясь с собственной нерешительностью, и я решила добавить к списку своих маленьких радостей пункт «сбивать Мэддокса с толку откровенными фразами». Я слегка вонзила ногти в основание его волос и приблизилась к его уху.
— Во дворце, когда ты оставил мне записку под платьем.
Он пробормотал ругательство, которое я никогда раньше не слышала, и уткнулся головой в мой шею. Почти в наказание он сделал две вещи одновременно, заставившие моё сердце забиться быстрее: он укусил меня в изгибе, где шея встречается с плечом, и ввёл палец внутрь. Он вошёл легко, уверенно, и все мои внутренние мышцы сжались вокруг его пальца, как будто от этого зависела моя жизнь. Я отпустила его запястье и повисла на его плечах, потерянная, околдованная.
— Кто бы сомневался, что ты будешь такой узкой, — проворчал он.
Затем его палец медленно вышел, несмотря на моё сопротивление и попытки удержать его внутри. Он на мгновение скользнул по внешним губам, пробуя, и снова вошёл внутрь. Моя кожа, казалось, была охвачена огнём, как будто всего этого было одновременно и слишком много, и слишком мало. Движения Мэддокса стали ровными, твёрдыми, от этого ритма невозможно было перестать дрожать.