Тараксис быстро подходит к колыбели и пытается успокоить двух плачущих детей, на которых богиня смерти смотрит с презрением. Луксия одним пальцем прикасается к ножкам третьего младенца. Такие мягкие. Возможно, всё не так уж плохо.
Убедившись, что с её детьми всё в порядке, Тараксис шлёпает свою старшую сестру по плечу.
— Ты не могла просто подарить им чёрное одеяло с костяными нитями, как нормальная богиня смерти?
— Это поможет им выжить в враждебном мире.
Ксена смеётся. Тараксис обводит руками зал.
— Враждебный мир? В самом деле?
Бурча себе под нос, Луксия отходит от колыбели.
— Однажды ты скажешь мне спасибо.
Богиня смерти отпустила мою руку с меньшей резкостью, чем схватила.
Я застыла на земле, обескураженная, на несколько секунд.
— Тьма… Она не от Теутуса? Она… Она от тебя.
— Мой подарок за их ошибку. — Казалось, она не могла больше смотреть на меня, словно во мне было что-то, что вызывало у неё дискомфорт. — Я тогда не знала, понимаешь? Что грядёт… Я даровала тьму не для того, чтобы она стала оружием, а чтобы она была защитой.
Она выплюнула последнее слово, как будто это был кусок хлеба, застрявший у неё в горле.
Я…
Сама не понимала, что я чувствовала.
Тьма — моя защита?
Не проклятье?
Я посмотрела на свои руки и позволила тьме подняться вокруг моего тела, обвить мои пальцы. Она окрасила мои ногти в чёрный цвет, превратила их в когти. Тьма всегда была рядом, когда я принимала худшие решения, подталкивала меня к пропасти и заставляла наслаждаться кровопролитием. И хотя я часто ощущала облегчение, когда использовала её при необходимости, позже меня терзало чувство вины. Снова вспомнилась мать…
Луксия смотрела на меня с явным высокомерием.
— Тебя воспитала напуганная женщина, которой, в свою очередь, двигали страх и боль. Она учила тебя бояться самой себя, потому что не знала ничего другого. Но она ошибалась. — Луксия зарычала, словно раненное животное, загнанное в угол и уставшее от погони. — Не всё тёмное является злом, и не всё светлое — добром.
Мне вспомнились чёрные крылья Мэддокса и пепельные локоны Брана.
— Знаю, — прошептала я, — но мои глаза…
Богиня громко щёлкнула языком.
— Как у него, да, но они твои. Глядя на тебя, я не вижу ничего от того монстра. И поверь мне, я знала его очень хорошо. Встань же уже, ради звёзд!
Я послушалась, хоть и дрожала всем телом. Всю жизнь я боролась с самой собой и этой частью меня. Прятала тьму по многим причинам, но главным образом из-за стыда. Потому что она была меткой зла, потому что мне не посчастливилось родиться с даром от бога, который разрушил эту землю и установил царство ужаса. Его глаза, его сила — всё это доказательства того, что я потомок Теутуса…
Луксия встала передо мной. Всё в ней было жёстким, резким, холодным.
— Как ты уже видела, тьма пускает корни и расцветает не в каждом. Из трёх детей моей сестры только один её принял, и только один выжил. И на протяжении многих поколений она проявлялась лишь у немногих твоих предков. Для этого требуется невероятно крепкая, стойкая душа. Уж поверь мне, я собрала миллионы душ. — Она протянула руку ладонью вверх, и я инстинктивно поднесла свою, с почерневшими пальцами. Луксия крепко сжала мою руку. Я почувствовала, как тьма с радостью скользнула к ней, словно не было никакой разницы между нами. — Она будет столь же безжалостной или столь же милосердной, как ты сама. Она не несёт чувств, которых ты ей не показала. Поэтому она никогда не навредит твоим близким. И не пощадит тех, кто причинял тебе боль.
Я смотрела на неё, потрясённая, с сжавшимся сердцем.
— Она не от Теутуса. — Её пальцы крепко сжали мои, и её голос прозвучал глухо и зловеще. — Ни капли.
Когда богиня отступила, тьма осталась со мной. Я не стала торопливо загонять её обратно, как обычно. Я позволила ей и дальше обвивать мои плечи, бёдра и колени.
Я сделала дрожащий вдох.
— Если эта сила твоя, почему ты забираешь Каэли, а не меня?
— Потому что ты лишь немного запуталась. А она унаследовала гораздо больше от моих глупых сестёр и потому нуждается в большей помощи. — В её голосе послышались весёлые нотки.
Я кивнула, скорее сама себе, чем ей. Каэли спокойно смотрела на меня с земли.
— Наш род слишком долго скрывался, не так ли?
Громкий рык медвежонка вызвал у меня улыбку.
— До скорого, леэки, — прошептала я.