Сзади раздался всплеск. Я обернулась, тяжело дыша.
Пол-лица женщины выглядывало из озера, не дальше метра от меня. Я видела слабое свечение её тела под водой. То, что двигалось под ней, были не две ноги, а длинный зеленовато-голубой хвост.
Луна освещала её волосы, придавая им красноватый оттенок.
— Н-Никса? — с трудом выдавила я, всё ещё выплёвывая воду.
Даже если это и была королева манан-лир, она мне всё равно не ответила. Одарив напоследок непостижимым взглядом, она погрузилась обратно в озеро и хлестнула напоследок прекрасным хвостом. Её свечение исчезло в глубинах.
Что-то коснулось моей ноги, может, это была рыбка, но, испугавшись, я поспешила выползти прочь из озера. Убедившись, что ни одного сантиметра моего тела не осталось в воде, я рухнула навзничь, вконец измотанная, и выронила кинжал из руки. Думаю, гномьи символы навсегда отпечатались на моей ладони.
Метка буйствовала. Когда я попыталась её коснуться, меня охватило чувство, которое прежде я испытывала лишь однажды.
Отсутствие воздуха.
Тяжесть.
Тьма встрепенулась, взволнованная, но теперь уже не потому, что её, как магнитом, тянуло к подобному, а от осознания опасности, которая грозила мне.
Я перекатилась на живот и, вся дрожа, поднялась на ноги на проклятом холме Тинтагель. От места, где Теутус и Тараксис заключили брак, осталось немного, что показалось мне идеальной метафорой того, как закончилась их история любви. Гниль, порождённая гибелью Ксены, достигла этого островка, но не смогла уничтожить всё. В центре оставалась небольшая лужайка с травой и сорняками. Среди вереска, камыша и пурпурных цветков сальвинии возвышался единственный каменный пень. Он казался почти белым, отполированным, овальной формы.
И в него был вонзён меч.
Фионн говорил, что до меня никто из моего рода не подбирался так близко. Юноша, который пришёл в долину и ушёл после разговора с бессмертным, лишь должен был почувствовать притяжение клинка с берега. В тот раз я задавалась вопросом, что же привело его сюда, полного стольких сомнений.
Теперь же я знала ответ.
И, как сказала своей сестре, время бежать закончилось.
Я на мгновение огляделась: озеро, берег и то, что за ним. Шум битвы был слышен даже на таком расстоянии, вопли слуагов доносились из рощи кипарисов.
Я думала о последствиях войны, которые были видны даже спустя пятьсот лет, о страхе, заставлявшем многих сидхов идти на безумства, о сестре, у которой больше не было никого, кто делал бы ей бумажные цветы, о Фионне и его вечном одиночестве. Моё сердце дрогнуло. Решимость охватила меня.
Хромая из-за раны, оставленной келпи, я подошла к камню. Чем ближе я подходила, тем сильнее становилось притяжение. Казалось, что камень и меч идут ко мне, а не наоборот. Будто они гораздо больше жаждали нашей встречи, чем я. Вероятно, так и было, потому что они начали проникать в мои мысли. Внушая, как сильно моя рука желает схватить эту рукоять, как это будет приятно. Заманивая меня.
Я остановилась в нескольких шагах, глядя на меч.
— Я сделаю это, но останусь собой, — твёрдо заявила я. Вряд ли он меня слышал, но мне нужно было это сказать. Убедить себя, что я не собираюсь вызвать апокалипсис или превратиться в ещё одного демона Теутуса, как всегда думала моя мать. — Я знаю, кто держал тебя в последний раз, и ты не найдёшь во мне ни малейшего сходства с ним, понял?
Может быть, это было из-за моей решимости, но мне показалось, что меч… что его края слегка размылись. Будто он излучал что-то. Будто отвечал мне.
С того места, где я стояла, я видела и чувствовала только меч. Пронзительный, нескончаемый крик заглушил все остальные звуки. Как если бы металл ударял по металлу, и вибрация поднималась, поднималась, поднималась…
Я протянула руку к чёрной рукояти. На ней было два диска с концентрическими окружностями: один в середине и другой, побольше, на конце, образовывая гарду. Они были украшены полупрозрачными камнями. Двойное лезвие и простая борозда, проходящая по металлу до того места, где его закрывал камень. Без гравировок, без филиграней.
Ничто не говорило о том, что этот меч несёт в себе тяжесть множества отнятых жизней.
Когда я уже почти дотронулась до него, метка вновь ожила. Она пульсировала, наполняя меня тревогой, абсолютным ужасом и множеством, множеством вопросов. Она передавала мне эмоции.
Я засомневалась.
Коснулась её кончиками пальцев.
«Ша'ха. — Глубокий, взволнованный голос Мэддокса раздался в моей голове. — Я не вижу тебя. Гвен и Абердин сказали…»