— Это начало Долины Смерти.
Мэддокс покачал головой.
— Долина на другой стороне реки, это всего лишь побочный эффект от близости к ней.
Я уставилась на дракона, мой разум работал на полную мощность. Он вёл меня на юг Аннвина, к Долине Смерти, чтобы встретиться с… Как он сказал?
«Последним свидетелем Эпохи богинь».
Я отступила ещё дальше от леса. Мэддокс, нахмурившись, обернулся, чтобы посмотреть на меня.
— Куда ты?
— Ты ведёшь меня к Фионну Несокрушимому.
Я сказала это без вопросительной интонации, потому что не было никаких сомнений. Как я не поняла этого раньше? Почему не задала больше вопросов? Хотя, по правде говоря, мне бы никогда не пришло в голову, что его план заключался именно в этом.
Он ловко вращал копьё между пальцами, как будто оно было из дерева, а не из металла.
— Теперь его так не называют, но да. Если кто-то и знает, что задумала Морриган, и может дать нам хоть какую-то подсказку, так это он. В конце концов, он знал её ещё до того, как она присоединилась к армии Теутуса.
— Нам нельзя так близко подходить к Долине Смерти.
Он приподнял брови.
— Почему?
— Тебе мало того, что её название говорит само за себя? — Я развела руками, указывая на ужасающий пейзаж перед нами. Нервозность заставляла меня пятиться от леса, даже под пристальным взглядом Мэддокса. — И Фионн… Как ты можешь быть уверен, что найдёшь его и что он захочет нас принять? Всё, что я слышала о нём, не внушает особого оптимизма.
Дракон сморщил нос.
— Это во многом зависит от количества виски и от того, чувствует ли он в этот день желание поностальгировать.
Ноги налились свинцом, а сердце билось как крылья колибри. Существовала очень веская причина, по которой ни я, ни моя мать, ни кто-либо из моих предков никогда не ступали на землю Аннвина. И причина эта заключалась в том, что там, среди руин того, что когда-то было оплотом самых храбрых героев Гибернии, скрывалась правда о нас.
Правда, из-за которой нас могли счесть монстрами или пешками. Из-за которой нас либо казнят, либо используют в своих целях.
«Если подойдёшь слишком близко, она притянет тебя, как зов банши. А ты, моя драгоценная Аланна… Ты самая опасная из нас всех».
«Я знала, что это глаза зла».
Мэддокс принял моё молчание за простое сомнение из-за слухов.
— Я знаю, что говорят о долине, но в основном там лишь развалины и воспоминания. Поверь мне, это самое жалкое место в королевстве; единственное, что там осталось, — это деревня На-Сиог. Если и есть о чём беспокоиться, так разве что о склонности Фионна к эксгибиционизму.
Под пронизывающим взглядом дракона я почувствовала себя глупо. Он не понимал, почему меня учили держаться подальше от этого места, и я не могла ему это объяснить.
Но я напомнила себе, что есть кое-кто, ради кого я пройду через все леса, долины и даже реки, если понадобится.
«Ты хочешь, чтобы меня любили. Чтобы меня лелеяли. Но для этого у меня есть ты. Я никогда не променяю тебя ни на кого, Аланна'са».
Заставив ноги двигаться, я подошла к Мэддоксу. Вынула кинжал из ножен, готовая к любому развитию событий.
— То есть помимо того, что у него прескверная репутация, он ещё и голышом периодически разгуливает?
Мэддокс смотрел на меня несколько секунд, возможно, пытаясь понять, скрывается ли что-то ещё за моей нерешительностью.
В итоге он улыбнулся.
— Ты когда-нибудь слышала легенду о Фионне и его юбке из фазаньих перьев?
Я закатила глаза и, игнорируя пустоту в груди, сделала первый шаг в лес Спорайн.
— Почему вам, мужчинам, так нравится сравнивать свои причиндалы с разными предметами?
Мэддокс последовал за мной с тихим смехом, от которого у меня защекотало метку.
— Знаешь, какие длинные перья у фазана? Так вот, говорят, что даже при этом из-под них выглядывал его…
Глава 14
Справа и слева от неё её сёстры Ксена и Луксия начертили общий символ, ведь всё, что начинается, должно завершиться, и все концы дают начало новому. Вдохновлённые странным творением из другого мира, они переплели солнце и луну, а в нижней части, между гостеприимными солнечными лучами и утешением ночи, поместили змею. Они назвали этот символ оив.
Из запрещённой книги «Эпоха богинь»
Лес Спорайн определённо не жаловал путников. Едва шагнув между мёртвыми клёнами, я почувствовала, что даже двадцати слоёв шерсти не хватило бы, чтобы спастись от этого холода. Это был не зимний холод, а сосредоточение злобы и жестокости. Он пронизывал одежду и кожу, пробирая до самых костей.