Я села на безопасном расстоянии от кипариса и бутылки. Обхватив колени руками, я отвернулась, когда Фионн начал выходить из озера. Мне не хотелось проверять, правдива ли легенда о перьях фазана.
Когда он вернулся, к счастью, на нём снова были штаны. Влажная кожа блестела. Он был крепким мужчиной. Если бы не его осанка и поведение… Он плюхнулся рядом со мной и тут же поднял бутылку, словно боялся нечаянно протрезветь.
— Знаю, что ты бессмертен, но я думала, что все воды Гибернии кишат дикими манан-лирами.
Он цокнул языком.
— Если в этом озере что-то и осталось, уверяю тебя, я его совершенно не интересую. — Затем он немного повернулся к кипарису и поднял бутылку в молчаливом тосте. — Diord Fionn, daid.
Diord Fionn. Боевой клич фианов. Я много где слышала его, даже в некоторых театральных постановках и уличных пародиях, но скорее как насмешку, а не священный клич героев.
— Что ж. — Он опустил бутылку между нами и отряхнул руки. — Давай разберёмся во всём. Ты — недостающее звено, верно? Та, кого все искали.
Я не считала себя потеряшкой, но именно так, видимо, это воспринимали он и остальная часть королевства.
— Похоже, что так.
— Я знал одного из твоих предков. — Я насторожилась. — Он пришёл сюда, полный сомнений. Думал, что придёт и возьмет меч. — Он указал на островок, но я устояла перед искушением посмотреть.
Я не знала этого. Моя мать никогда ничего не рассказывала; она была уверена, что весь наш род следовал правилам. Я думала, что стала первой, кто ступил в Долину Смерти.
— Почему же он этого не сделал?
— Потому что поговорил со мной. — Фионн состроил странную гримасу. Я не сразу догадалась, что это была улыбка, потому что борода скрывала половину его лица. — Я просто напомнил ему о том, с чем он столкнётся, если сделает это. Последствия. Ответственность. Это не просто слова. Так что я понимаю, почему он предпочёл уйти.
И всё же, мысль о том, что кто-то из моих предков, кто-то вроде меня, дошёл до этого места с таким намерением… Зачем?
Сердце сильнее забилось в груди. Я, наверное, впервые за всю свою жизнь могу свободно говорить на эту тему. Не нужно вовремя прикусывать язык или придумывать оправдания. Это казалось чем-то неправильным — нечто похожее я испытала, когда Гвен назвала меня моим настоящим именем. После всех тех суровых, болезненных уроков, что преподнесла мне жизнь, я не могла избавиться от чувства, что, становясь самой собой, я совершаю преступление.
— Так, значит, ты не веришь в пророчество?
— Я потерял всё в той войне, девочка. Верю ли я, что однажды придёт такой весь из себя расчудесный сукин сын, вытащит меч из камня и спасёт нас всех? — Он разразился громким раскатистым хохотом, в котором не было ни капли веселья. В его смехе чувствовались боль и разочарование, накопленные за пять веков, и было мучительно это слушать. — Эпоха богинь мертва и похоронена. Остались только безумцы, танцующие на её могиле!
Что-то внутри меня напряглось от этих слов. Как будто два кусочка пазла не сходились, несмотря на то, что были созданы друг для друга.
— Чтобы произошли изменения, Гибернии нужно гораздо больше, чем пустые надежды, — добавил он. — После войны здесь побывала бесконечная череда дураков, пытавшихся вытащить меч. Разумеется, у них ничего не вышло. Даже если бы один из них и вытащил меч, на что они рассчитывали? Верить в то, что одному герою под силу спасти нас от последствий многовековой ненависти и тьмы, мягко говоря, наивно.
Я была с ним согласна. Сама всегда так думала. Как может весь этот груз королевства, всё то, что не функционировало нормально на протяжении пятисот лет, возложить на плечи одного-единственного бедолаги? На кого-то вроде меня или Каэли? Мы не только не обладали достаточной для этого силой, мы были… всего лишь Аланной и Каэли. Какие бы способности мы ни унаследовали, что мы могли со всем этим сделать? Даже если бы мы превратились в жаждущие крови тени, в беспощадных убийц, чем бы это помогло сидхам? Проблема не только в жестоком короле, но и во всём королевстве, полном людей, убеждённых, что Триада хотела их поработить и что сидхи — это худшие существа, когда-либо созданные. Что своей магией и способностями они обрекли людей на тьму, на рабство. Теутус и многочисленные короли Нессии поселили в головах своих подданных эту ненависть, и новые поколения росли с этим чувством, глубоко укоренившимся в них.
И кто-то вроде меня должен был изменить это только потому, что смог достать меч из камня?
— Скажи мне, — произнёс Фионн, — что тебе известно о пророчестве?