— Ты повзрослел, — широко улыбнулся Каберский со всё той же грустью в глазах. — Стал совсем другим, — на миг опекун притих, словно находился в размышлениях, а затем с некой тревогой вопросил. — Что насчёт твоих кошмаров? Они всё еще посещают тебя?
— Да, — кивнул кратко я, погружаясь в воспоминания. — Зачастую пару раз в неделю. Голос той женщины он… он постоянно просит прощения. Порой я слышу отчетливо еще один голос. Мужской. Порой вижу размытые разноцветные кляксы и пятна. Скажи честно, старик, — чуть тише буркнул, глядя на него исподлобья. — Ты же знал, что я не так прост?
На долгие мгновений воцарилась гнетущая тишина, а лицо Бетала будто бы окаменело.
— Догадывался, — тяжело выдохнул Каберский. — Ты с детства был ходячей аномалией. Как думаешь, кому принадлежат голоса из твоих кошмаров?
Теперь пришла пора замереть мне. Несколько секунд я не сводил взгляда с дубового паркета под своими ногами, а после, подняв голову, встретился глазами с Истрой, что стояла прямо позади Бетала. В ответ девушка лишь грустно усмехнулась. Она прекрасно осознавала, о чем я сейчас думаю.
— Не нужно быть идиотом, чтобы это понять, старик, — тихо обронил я, до хруста в суставах крепко сжимая пальцы, а в душе стали тлеть угли гнева и злобы. — Женский голос, что просит прощения, вероятнее всего, принадлежит моей… моей… — по какой-то причине язык отказывался произносить данное слово, но сделав усилие над собой, я с неохотой выдавил из себя, — … моей матери. Мужской голос принадлежит, скорее всего, отцу. Те разноцветные кляксы и пятна — это другие члены моей сраной семейки.
— Ты по-прежнему ненавидишь их, да? — печально хмыкнул Бетал.
— Ненавижу! — холодно просипел я, слегка прикрывая веки от нахлынувшего напряжения. — Ненавижу и презираю всеми фибрами души. Эта ненависть выгравирована на моих костях! Я догадываюсь, что имелись обстоятельства, которые повлияли на их решение. Возможно, им пришлось ограничить меня печатями и бросить. Возможно… возможно на крошечную долю мгновения я смогу их в какой-то мере… понять. Возможно, я смогу понять причину такого грязного поступка, но простить… простить не смогу. Никогда и ни за что не прощу. Само собой, если они не сдохли! Ну а если сдохли, то туда им и дорога! Даже если они намеревались меня защитить, то ни одно дитя не должно проходить через такие пытки. Уж лучше смерть…
— Влад, но ты же справился! — с неким смятением заметил Каберский. — Ты ужился со своим наследием.
— Да, — подтвердил глухо я, вновь глядя на старика исподлобья. — Я справился. Но справился лишь из-за помощи Истры. Не благодаря моим сраным родителям. А лишь благодаря этому… — я вытянул вперед левую руку с рунами Древних, которую оголил до плеча, а затем этой же рукой провел по изувеченному лицу. — И благодаря этому! Когда-то давно я нуждался в них… В том проклятом приюте я верил, что за мной придут… Как и другие дети я ждал, что вот-вот родители явятся за мной. Думал, может быть они ошиблись или просто потеряли меня? Именно поэтому я хотел отыскать их. Я хотел задать всего-навсего один вопрос… Но никто не пришел, старик. Никто не забрал меня. Зато приперся синдикат и якобы спас мою жизнь. И тогда я всё послал к бесам! До попадания на Вечное Ристалище я действительно хотел узнать, кто мои родители и выяснить истину, но чем дольше я находился на Альбарре, тем быстрее укоренился в одной единственной мысли — отныне я не желаю знать кто они. Не желаю знать, кто мои отец и мать. Пусть будет проклята вся моя семейка, если они еще живы и существуют! Я презираю и ненавижу своих родителей. Но судить их буду не я… Пусть их судит жизнь! Двадцать пять лет назад они сделали свой выбор, а именно сейчас я сделаю свой!
Полный уныния взгляд Бетала прошелся вначале по моей руке с черным оттиском, после остановился на искалеченном лице, а затем опустив глаза вниз, он опустошенно заключил.
— Да, Влад… Я тебя понимаю и принимаю твой ответ на веру.
В апартаментах внезапно воцарилась могильная тишина, а Каберский отчего-то посмотрел в окно.
— Утро вечера мудренее. Думаю, нам обоим стоит отдохнуть, — вдруг предложил он. — Завтра мы обо всём договорим. Ты рассказал мне свою историю, а я расскажу тебе свою. Не мог бы ты разместить меня рядом с Кирой и Германом? Я уже не молод. Нам нужно многое с ними обсудить и принять решение о том, как поступить дальше.