Женщина смотрела ровно перед собой будто находилась в прострации и не замечала ничего вокруг, но стоило буревестнику резко замедлить ход, как со скоростью родной стихии серая очутилась на улице. Верный судья едва ли поспевал за своим начальником. Инквизиторше хватило мимолётного взгляда, чтобы убедиться в главном: в резиденции произошло настоящее бедствие.
Десятки, если не сотни Наказующих метались в разные стороны вокруг собственного штаба словно что-то искали. Главные ворота находились под полным контролем, но завидев прибывшую двойку сероплащников, врата тотчас отворились, а им навстречу шагнул один из главных судей Наказующих, что заведовал штаб-резиденцией в Аронтире.
— Гранд-инквизитор, случилось кое-что…
— Ближе к сути, Меррик! — холодно прошипела Фиан, грубо перебивая мужчину. — Что тут стряслось? Почему меня встречаешь ты, а не Азаих⁈ Говори! ЖИВО!
Без того бледный судья побелел лишь сильнее. Складывалось чувство, что тот собирался с силами и выпустив протяжный вдох, он от волнения уткнул глаза в землю.
— Гранд-инквизитор, ваш внук… он…
— ЧТО С МОИМ ВНУКОМ⁈ — заорала громогласно женщина, теряя весь цвет лица, которое стало серым — одного цвета с её плащом.
— Мои… соболезнования… — едва слышно заключил Меррик. — Мы не знаем как, но…
Глаза Иворы Фиан с ужасом расширились, и она со всей скоростью рванула вперед. Следом попытался помчаться и Тареск, но его внезапно за плечо крепко схватил Меррик. Единственное, что успел сделать сероплащник, так это с вопрошающим видом уставиться на главного судью Наказующих.
— Лучше останови её…
— О чем ты? — не понял серый.
— Там зрелище не для слабонервных, — нехотя признался иерихонец. — Лорд Азаих рвёт и мечет, а уже она ему бабкой приходилась…
Ивора Фиан мчалась в нужном направлении изо всех сил подобно древнему чудовищу, невзирая ни на что. Никто из попадающихся на пути Наказующих не смел встать на пути у Харалужьей Девы. Однако, когда впереди замаячили знакомые двери целительского крыла, словно из-под земли на её пути образовался отряд инквизиторов, которых она прислала для защиты внука. Ивора ожидала разного, но без лишних слов чуть больше дюжины бойцов припали на колени, а руководящий отрядом судья удрученно заговорил.
— Гранд-инквизитор, мы не знаем как это случилось. До сих пор не можем понять… — угрюмо пробасил одарённый. — Ни один из моих людей не смыкал глаз. Так или иначе, но мы примем вашу кару с полнейшим повиновением.
— ПРОЧЬ С ДОРОГИ! — зарычала раненой львицей женщина.
Ей хватило сделать единственный шаг, чтобы разбросать собственных подчиненных как бильярдные шары в разные стороны, а затем она живо ворвалась в целительские апартаменты. Стоило же сероплащнице попасть внутрь, как она от шока застыла там, где и стояла, не желая верить в увиденное.
Ивора Фиан лицезрела на своём веку многое. Очень многое. Вот только невозможно привыкнуть к смерти того, кто является тебе родным. Невозможно привыкнуть к смерти близких людей. Невозможно принять смерть внука. Точнее невозможно принять убийство внука. Норон не умер. Его жестоким образом казнили.
Лишь чудом гранд-инквизитор не распласталась на полу без чувств, а где-то в глубине души стали разгораться чудовищные и давно позабытые эмоции: ужас, горечь, ярость и опустошенность. А вместе с тем в одночасье что-то умирало глубоко внутри.
Место, в которое попала Ивора слабо напоминало целительские апартаменты. Прямо сейчас помещение походило на эшафот для демонстративной, кровавой и особо жестокой казни. Тот, кто сотворил такое с её внуком мало чем отличался от монстра.
Ни жалости, ни сострадания, ни милосердия.
Кровь была разлита повсюду. Куда ни кинь взгляд всюду царил багровый оттенок. Складывалось чувство, что тело Норона протащили повсюду, а пытали его будто всю ночь напролёт. Невыносимый смрад человеческой плоти в прямом смысле впечатался в стены апартаментов. Воздух настолько пропах кровью и гарью, что не получалось нормально дышать.
А приподняв глаза чуть выше, Ивора увидела то, чего никогда не забудет, и эта сцена будет сниться ей в кошмарах. Прямо над собственной постелью, тонкой и практически невидимой стальной нитью был подвешен судья Наказующих. Ноги и руки были отсечены и валялись в окровавленной постели, горло было перерезано от уха до уха, а рот раскрылся в ужасной гримасе.