Акт зовётся моникой потому, что суицид оказывается в сфере компетенции аудитории заложников. Это уместная модель для оценки укрытия и его форм, собранных в этих местах под рубрикой мерцающего, нового самоубийства — домов, в которых можно умереть. Американские области избирательных округов сотрудничают друг с другом, чтобы вторгаться и посягать, обирая тело от того, в чём оно не нуждается, укрепляя его американской медициной последнего прибежища. В то время, как любой критический неологизм, представленный здесь, будет стёрт отказом мира примириться с утверждениями кого-либо, кроме его автора, можно заявить о своего рода новых нападках на укрытие, что призвано закрывать тело и лишать его света. Тело больше не будет исцелять себя, притворяться здоровым, афишировать обладание каким-либо типом решения. В самом деле, где не существует воздуха или света, оно будет создавать свои, любой ценой, любой болью, извлекая этот тоник из собственных истерзанных материалов. Свидетель такого тела, и даже (или в особенности) фигура, которая ищет побега из мрака дома, предлагающего монику, будет потрясён высочайшим стилем смерти, которого достигает каждый мужчина, и парализован красотой нового способа ухода. И затем — в конечном счёте, всегда по необходимости — он почувствует уверенность в том, что сам стал причиной этого исчезновения посредством своей неподвижности или молчания.
Всё очень просто. Там, где расположено жилище, этот мужчина с шумом и паром вымывает то, что застряло и упорствует. С помощью золотистого света производит уход из жизни, отмеченный появлением тени. И эта тень поселяется внутри мира. А тень — это шрам, который ещё не скоро зарубцуется.
КУЛЬТУРА ДОМАШНЕГО ВРАГА
Так называют участников пред-ранней восточноамериканской культуры на Юго-Западе, предшественников исконной ГРУППЫ СПЯЧКИ. В силу культурной преемственности от СВИДЕТЕЛЕЙ УКРЫТИЯ к группе спячки, идущей через дремлющих с их струнной теорией утомления, археологи дали им собирательное название культуры Врага. Именуются так из-за своей обширной и настороженной практики захоронения жилищ. Покрывая укрытия семенами и запекая их в окаменелых солнечных испарениях, коллектив предотвращал появление огнеупорных врагов. Одна из систем датировки относит их прибытие в здешние края к периоду бодрствования 1979 года. Судя по всему, вначале это были кочевые воздушные охотники, использовавшие для добычи пищи древесно-огневые техники, сонные дыры и математический ствол. Они жили преимущественно в траве на циновках и научились выращивать молоко и бахчевые культуры, вероятно, от южных соседей с территорий тогдашней Юты. По мере развития более обширной системы питания, они выкапывали ямы и для сохранности жилищ выстилали их молоком, а затем перетаскивали готовые дома к реке в качестве приношения Пёркинсу, дабы закрепить знания о сне или, например, предотвратить эту дремоту с онемением конечностей под травой Арканзаса. Дремоту вызывает воздействие домов, построенных без зерна и пара. В какой-то момент, возможно, в 1983 году, в этой области им на смену пришли предки группы спячки, которые, вероятно, ассимилировали многих из них, истощая поля. По-видимому, некоторые дома были перемещены и содержали предков других племён укрытий, иные же могли сопротивляться сонной миграции и пришли в упадок. Археологи делят время существования этой культуры на периоды создателя жилищ и их разрушителя; в течение последнего участники всё чаще обращались к негодным и абстрактным возведениям, в конечном итоге соорудив коробку проникающих разбуханий, тысяча деревянных ячеек которой была изготовлена во время Техасско-Огайского сонного союза в 1987 году. Под разбуханием впоследствии стали понимать любой акт, намерение или методику, которые используют негативную образность дома в сновидениях — для инструктажа обитателей касаемо умерщвления сна или иных способов саморазрушения, а также разрушения своих стен, окон, дверей или крыш по пробуждении, пока соответствующая версия культуры не будет в достаточной степени изгнана из их дома.