[5]
Мой старший нижний взбирается к нам в гости из водного городка. Он не знает, как дышать. Он хватается за меньшее колено и плачет. Надо тянуть его на санях, говорят они. А отец говорит, что птица не накроет моего брата. Птица не полетит над ним, поэтому в брате чёрный воздух и ему приходится держаться за живот. Я хочу забросить в птицу крюк и утянуть её вниз. Однажды она швырнула в моего брата щётку. Он мой Джейсон. Если я вычищу её внутренности, то у нас может получиться заглянуть за неё, когда она ест чёрный воздух. Я вычищу птицу и вложу в неё шерсть, чтобы Монах, пёс, и остальные, кого разбили и оставили позади, смогли снова нарядиться, и мы бы оказались на холме, чтобы вылить друг на друга бутылку погоды. Или я мог бы устроить своего Джейсона у птицы в ногах, и она бы глотала белый воздух, чтобы кормить его, но он может обгореть, когда шар прожжёт в птице дыру. Я ничего не слышу. Никто не взбирается. Мой отец уже громил бы их, а Праповерх убрал бы тряпку, чтобы холм не дышал на нас.
[6]
Наш дом достаточно большой для всех, и мы просто сами живём в нём. Будет ли являться гость, как это было раньше? Никаких вопросов, пожалуйста. Это я тот, вокруг кого кружат животные? Мне жаль. Он сказал, что если мы говорим так, то это правда, и я стану тем, кто жуёт тряпку здесь, в его комнате, нанося царапины на его свёрток. Никаких объявлений. Прошу тебя, мой Майкл. Он сказал соскрести с него белое. Его уволокли. Она говорила ему пожалуйста. Его свёрток синий. Мы рыли ямы, и мне пришлось быть тем, кто останется внизу. Вестник соберёт что я нацарапал, а человеку можно спрятаться, когда он придёт. Отец сказал, что губы не должны ничего показывать. Я не вижу, чтобы кто-нибудь появился. Можно прикрыться тряпкой, только прорезать дыры для глаз. Они развели костры, в основном для собственных ступней, и мы легли. Это я выглядывал, когда они тыкались вниз. Птица не даст мне сгореть, если я закончу. Они зашивали рты, и всё равно было видно, как тряпьё выходит наружу. Мы слышали, как зубы пытались жевать, хотя не могли пошевелиться, и я слышал, как тряпка оставалась внутри меня и не давала говорить. Грязь была не тяжёлой, но я не мог прорезать в ней дыры для своих глаз.