Ещё один короткий рассказ, «Костюм отца», был издан отдельной иллюстрированной книжкой в 2002-м, и вновь оказался чуть яснее предыдущих текстов. Написанная в узнаваемой манере история о том, как два мальчика и их отец отправляются в море под страхом нападения на их дом. Языковые проблемы сохраняются. Рассказчик признаётся, что у него проблемы с языком — он не может читать на языке тканей. Его брат говорит на особом языке, который называется «прогноз». Отец носит костюм самого себя и в основном игнорирует попытки рассказчика общаться.
Жаль, что я не могу назвать имя своего отца. Я не знаю грамматической формы, в которой можно правильно говорить о нём. Эту часть времени мой язык не может охватить. Возможно, это ограничение моего рта. В этой части времени и сокрыт мой отец. Если я выучу новый язык, отец может стать явью. Если дотянусь до глубины своего рта и вычерпаю большую пещеру. Если стану обходиться меньшим, чтобы он мог стать большим. […] В этом проекте я использовал один из самых безопасных языков, передаваемых через рот, ограничившись только теми словами, что обозначают покрытые мешковиной вещи. Когда я закончил, стена нашего дома выглядела как языковая ловушка. […] День прошёл в основном на грубом алфавите звуков, как на одном из южных языков, произносимых через марлевый фильтр. Отца это раздражало. Он грубо грёб, рубя воду, как лёд, и мы рывками удалялись от дома.
Когда они выходят в море, то начинают замечать тщетность своего путешествия, свидетельства ушедших до них семей и брошенные платформы. Оказавшись в открытых водах, они заняты маскировкой и выживанием. Но рассказчик сомневается в том, что его отец справится с поставленной задачей.
Если в «Эпохе» созданные с помощью текста языковые и смысловые конструкции почти не складываются в единое целое, блестящи и порой забавны, но служат, скорее, основательным фундаментом для последующих, менее радикальных изысканий, то в «Костюме отца» начинает проявляться Маркус-художник:
Во втором свёртке из сумки отца обнаружился метроном, палочкой для которого служила полая швейная игла. Он поднёс его к брату, установил циферблат на «Удушье», и после нескольких конвульсивных спазмов брат перестал дышать. Наша лодка сразу же стала легче, и мы начали набирать скорость, стремительно проносясь по водному каналу, который вдруг показался нам таким же лёгкими, как и мы сами. […] Мы гребли дальше, потому что так велел отец. Мы обменивались словами, которые я не мог использовать. […] Я опустил голову и смотрел на воду, текущую вокруг нас. Вдоль канала были вывешены таблички […] как простые рекламные щиты на дороге. Короткие шарообразные фонари, установленные над знаками, отбрасывали на воду маслянистые изображения различных отцов: освещённые прожекторами лица мужчин будто проецировались с брюха птиц.
В том же 2002 году издательство Vintage выпустило роман «Выдающиеся американские женщины», сочетающий в себе концептуальную смелость, своеобразный комизм и головокружительные аллегории. Это рассказ о мальчике, выросшем в Огайо (снова Огайо; примечательно: Маркус утверждает, что никогда не бывал в этом штате и использует его именно потому, что ничего о нём не знает) с родителями-экспериментаторами и сектой радикальных женщин-силентисток. Бена Маркуса, как называют молодого главного героя, заставляют плавать в «учебном пруду», пить «поведенческую воду», следовать «схеме питания Томпсона» и делать «языковые клизмы». Этот режим, разработанный матриархом силентисток Джейн Дарк, призван очистить Бена от всех эмоций, «обнулить [его] сердце». Отец Бена, который знакомит читателя с книгой в горьком вступлении, был изгнан в яму в земле за домом:
Я передаю это послание, находясь в тяжёлом состоянии, голодный, обессиленный, с головокружением, отбиваясь от звукового шквала слов, призванных помешать мне, как я убеждён, стать Выдающимся Отцом. Ради тех людей в мире, которые ожидают от меня лидерства, ясности и беспристрастного рассказа о том времени, свидетелем которого стала моя «семья» — да чёрт с ними со всеми, — я не поддамся лёгкому отвлечению языкового яда, даже если он убьёт тело, которое я ношу, даже если я стану ещё одним мертвецом, который когда-то остро чувствовал и желал только, чтобы мир заглянул в его сердце и разум. Света хватает на один час расшифровки в день, и именно в течение этого времени я собрал сии заметки, тщательно обдумав истинную природу того, что я думаю и чувствую в остальные двадцать три ежедневных часа тьмы, отведённой мне похитителями, группой, известной также как Все, Кого Я Любил, И Кто Никогда Бы Не Выжил Без Меня.