Верку Лопухину Костя обнаружил в зарослях лебеды, среди развалин Кремлевской стены, между Сенатской и Спасской башнями. Она от волнения кусала себе руки. Кошка Дуся преспокойно спала у нее в подоле сарафана.
Костю так и подмывало отправиться исследовать Красную площадь, потому что там появилась новая тайна, быть может даже более важная, чем тайна Кремлевской Зоны, но он заставил себя сосредоточиться на деле. Вначале эта Зона, а потом – та, и пусть генерал Берлинский не обижается.
– Вера… – тихо позвал Костя.
– Ай! Что! – подскочила она.
«Богомол», стоящий в отдалении, проснулся и закрутил лошадиной башкой с нелепой плоской каской чуча. Кошка Дуся проснулась и зашипела на Костю, не признав его в новом одеянии.
– Тихо!.. – предупредил Костя, хотя за гулом можно было хоть на голове ходить.
– Я тятю жду… – произнесла Верка и бросилась к Косте на шею. – А мы думали, что ты погиб!
В следующее мгновение она поцеловала его – страстно, с чувством утраты и обретенного счастья. Прижалась к нему, как к спасителю, и замурлыкала нежно, даже не произнося слова. Костя потерял счет времени. Много раз целовался он с девушками, но так – никогда. Верка словно подстегнула его своей порывистостью. Нет, таких девушек он еще не встречал. Голова у него пошла кругом. На мгновение он потерял чувство реальности и забыл о Зоне, о своем задании и вообще обо всем на свете.
Верка отстранилась от него, посмотрела своими бездонными голубыми глазами и спросила:
– Где твоя форма?..
– Долгая история, – стряхнул с себя наваждение Костя. – Что вы задумали?
– Тятя пошел за Серко…
– А если схватят?! И… – Он не договорил, вспомнив, как «жабак» в Арсенале пожирал человека. Нечего было пугать Верку и терзать ее бедное сердечко, но она, кажется, и так все поняла.
– Я не знаю… – беспомощно ответила она и посмотрела в том направлении, куда подался отец.
Там все еще грохотало и пыхтело непонятно что, и «тарелка», такая огромная, что казалась необъятной, нависала над развалинами Кремля.
– Ты, главное, не волнуйся, – сказал Костя, сам не зная, что предпринять.
Она снова прижалась к нему и томно вздохнула. Ее голубые глаза снова сотворили с ним злую шутку, как и тогда в чулане. Снова он не хотел никуда идти, а только крепче прижать к себе Верку, которая, он был уверен, нуждалась в его защите.
– Сиди здесь и ни с места! – сказал Костя.
Так можно и голову потерять, подумал он и почему-то был уверен, что влюбился в Верку Лопухину. Какая-то часть его души говорила ему, что это безнравственно и глупо, ведь его ждет Лера, а другая – возражала и мотивировала это тем, что красивые женщины в жизни встречаются крайне редко, и что такой момент нельзя упускать, и что потом он будет бесконечно жалеть об утраченном счастье.
«Богомол» в отдалении уснул, свесив набок голову в нелепом плоском шлеме. Его ржавые суставы казались обломками буровой установки. Развалины Кремля с ярко освещенной «тарелкой» напоминали сюрреалистический пейзаж какого-нибудь приключенческого фильма. Неужели «они» разбабахали Кремль и город, а я и не заметил из семнадцатого века? – думал Костя. От таких мыслей по спине пробегал мороз. – Только бы Амтант не оплошал, только бы не оплошал. Костя перелез через камни. Боль в мышцах и немощность на какой-то момент оставили его. Казалось, он снова стал ловким и вертким, каким был в Чернобыльской Зоне. Он вспомнил, как со страху прошел через два минных поля и перепрыгнул через две стены, находившихся под напряжением. Повезло ему тогда необычайно и долго потом везло – до самого выхода из Зоны. Ред Бараско помог! – с удовлетворением думал Костя.
Он обошел «богомола», то бишь палассита, справа, стараясь не особенно шуметь. Он уже сообразил, что эти «богомолы» давние, что им никак не меньше десяти лет, и, похоже, «тарелка» здесь ни при чем, раз ей всего три месяца. Несуразица какая-то, – подумал он. – Лишние пазлы. Не получается картинка. Густые заросли татарника и лопухов стояли стеной. Какие-то лианы с колючками цеплялись за одежду и мешали передвигаться. К тому же патроны в дисках, как казалось Косте, гремели на всю округу, но на фоне гула «тарелки» это была сущая ерунда.
Серегу Гнездилова Костя нагнал в тот момент, когда Иван Лопухин встал и в открытую пошел к подводе.