— Лорд не обязан следить за этим. — благодарно киваю, принюхиваясь к лёгкому удону. — Благодарю. — женщина чуть приподнимает уголки губ и решает побыстрей убраться из помещения.
— Скажите... — поворачивается лекарь на последок, заглядывая в глаза.
— Я чувствую боль, как зуд. Неприя но, большого дискомфорта не приносит. — неловко улыбаюсь и стараюсь не смотреть в глаза. Говорить что-то подобное... Для меня нормально, но для других это слишком странно. — Благодарю за помощь.
Лекарь покидает комнату, которая погружается в напряжённую тишину. И что дальше? Стоит сразу уточнить свою позицию в отношении неожиданно обретённых родственников? Или просто молчать пока они не спросят? Это ведь даже не мне надо знать что-то об их жизни, а им понять насколько убеждение, что я дочь Досана правдиво.
В сути... Какая мне разница? У меня к нему ни требований, ни притензий нет. Другое дело, что собственная жизнь как-то дороже выйдет... Но я ведь уже умирала один раз и ничего. Детей нет. Отношений нет. Богатств нет... Терять нечего. Ну... Хоть поесть вкусно можно.
Глубоко вздохнув и выдохнув, подхватываю тарелку и палочки. Плевать. Чтобы они не решили. К какому бы выводу не пришли. Чтобы не захотели знать... Чтобы я им не рассказала... Это ни на что не повлияет. Ни на богатства, ни на отношения... Ни на что.
— Вкусно? — отрываю взгляд от тарелки, сюрпая вермишелью и просто киваю. — Ты... Действительно моя дочь? — решил не ходить вокруг да около?
— Да. — он отставляет тарелку в сторону, сводя брови к переносице. — Но... — выставляю руку вперёд, проглатываю кусок сочного мяса. — Настаивать я не собираюсь. — он приподнимает брови, прикрывает один глаз и начинает поглаживать бороду. — Признаете вы меня дочерью или нет... Признание наоборот доставит проблем.
Возможно это выглядит жалко... А ещё создаётся ощущение, словно я собираюсь они нашу с ним связь. Или что-то вроде этого. Что ж... Я действительно не хочу сталкиваться с проблемами, которые могут возникнуть с легализацией родства. К тому же я вассал Лорда Нобунаги...
— Сейчас ты больше похожа на шестнадцатилетнюю девушку. — моргнув, приподнимаю бровь, замерев с куском лапши во рту. У меня моя неуверенность на лице написана? — Как она умерла? — проглотив, сначала опускаю взгляд в тарелку, потом голову и едва не ныряя в неё.
Рассказывать о том, как кто-то умирает... не просто, само по себе. А если это ты видел предсмертные страдания? А если ты сам лишил их жизни? И не просто лишил... А с полным осознанием того, что человек, который смотрит на тебя с мольбой о смерти, та... Кто дал тебе жизнь... Та кто гладила тебя по голове и пела колыбельные нежным голосом.
— Это... Было тяжело... — выдыхаю, поджимаю губы и сосредоточенно вылавливаю морковку на дне тарелки.
Тяжело было поднимать на них нож. Тяжело было перерезать артерию. Тяжело было смотреть на то, как они угасают. И в гробовой тишине слушать собственный шопот о том, что я их очень сильно люблю. Тяжело было принимать факт, что другого выбора не было.
Спасение? Их единственное спасение было умереть. Если бы они остались в живых... Что было бы? Они бы не смогли жить, не после всего через что их заставили пройти. Не с тем что у них осталось от друг друга. Милосердие. Я проявила милосердие. Но оно до сих пор лежит камнем на моей груди.
Я... Призналась в том, что лишила их жизни лишь единожды... Та сессия была тяжёлой и совсем не вовремя. Она погрузила меня в такое о чаяние и ненависть к себе, что эта тема даже для Муры-сан стала табу. Позже мы разговаривали, обтекая следствия и причины, работая лишь с результатом.
— Твои шрамы... Они связаны с этим? — коротко киваю, заканчивая завтрак. Разговор приобретает всё более тёмные краски.
Я знала, что разговор не будет лёгким... Но на самом деле, всё не так уж плохо. Может из-за того, что он не пытается ничего выяснить здесь и сейчас, все подробности. Но накатывающее беспокойство, постепенно стихает. Это ведь не может быть дурным знаком?
— Ты... Не хочешь быть Сайто? — голос брата в этой тишине... Я и забыть о нём успела. — Не хочешь быть его дочерью и нашей с Нохиме сестрой? — смотрит так зло и пытливо, словно готов в глотку мне вцепиться. — Тогда зачем полезла в наши разборки, если не собиралась становиться частью семьи.