Остатками зрения он видел, как его сеньор встает. Лев — истекающая кровью статуя — наступал на Курца с мечом в руке. Тот в ответ выпустил когти. Несколько когтей клинков сломались, и их обломки валялись на земле. Примархи опять сошлись, и от сверкающей стали посыпались искры.
Мышцы Корсвейна обожгло болью от внезапного вброса в кровь химических стимуляторов: внутренние системы его доспеха старались сохранить жизнь. Он сомневался, что их хватит надолго. Что-то плотное и тяжелое давило ему на грудь изнутри, и казалось, что он всякий раз выдыхает огонь. Что-то внутри него, несомненно, лопнуло. Едкая слюна текла у него изо рта, скапливаясь лужицей на загерметизированном вороте доспеха. Если в ближайшее время он не снимет шлем или по крайней мере не разгерметизирует дыхательную решетку, просто захлебнется собственной кровью и слюной.
Чья-то фигура заслонила от него примархов. Фигура с копьем в руках.
— Немного же от тебя осталось, — хрипло рассмеялся Севатар по вокс-связи.
— Луны плачут, — выдохнул Корсвейн и рухнул на колени. Меркнущий взгляд его единственного глаза был обращен к небу, где луны исходили огненными слезами.
XVI
Первая десантная капсула ударилась о засыпанный гравием склон, и пепельно-серые камни брызнули от удара во все стороны. Термозащита на ее черном корпусе еще светилась, раскалившись во время спуска в атмосфере; воющие турбины с шипением исходили паром. Запорные крепления отщелкнулись с хлопками, похожими на выстрелы, и борта капсулы раскрылись во всей своей грубоватой красоте, будто лепестки механического цветка. Темные Ангелы выскакивали с болтерами наготове и сразу начинали стрелять.
Вторая капсула приземлилась аккуратнее, за ней третья и четвертая. Все три угодили точно в кратер, выпуская рыцарей на строительную площадку.
Как быстро все меняется. Теперь на окровавленном лице Корсвейна, скрытом под шлемом, растянулась широкая ухмылка. Тени — Севатар и Шенг — исчезли так же внезапно, как появились.
С небес, словно град, со стуком сыпались все новые десантные капсулы. Одни были черными согласно цвету их легиона, другие — в результате прохождения через атмосферу. Оба оставшихся на орбите флота отправили воинов на поверхность, хотя сами наверняка сражались в космосе. Корсвейн не мог практически ничего разглядеть. Он слышал, как сошлись легионы под визг цепных клинков по керамиту, и назойливый треск болтеров, но видел ничтожно мало. Единственной послушной рукой он стащил с себя шлем, морщась от прохладного ночного воздуха, коснувшегося его разбитого лица.
Лев тоже был сильно изранен. Его окружили воины в черных одеждах. По его затылку текла кровь, словно жидким плащом укрывая плечи. Корсвейн не представлял, как примарх еще жив — у него разбит почти весь череп.
Курц рассмеялся — по крайней мере попытался, — когда собственные воины оттаскивали его назад, как Ангелы оттащили Льва. Два примарха, пошатываясь, оторвались друг от друга, осыпая друг друга проклятиями через головы собственных детей, оба едва передвигали ослабевшие ноги и были ужасно изранены, наполняя воздух резким запахом своей генетически божественной крови.
Огромный меч выпал из руки Повелителя Ангелов и воткнулся в землю. Курц не мог шевельнуть когтем.
Корсвейн попытался подойти к своему примарху, но почувствовал, что снова соскальзывает на землю. Сильные руки протянулись к нему и подхватили, вынуждая сделать то, чего не позволили бы ему его мускулы. Он повернул голову, вглядываясь здоровым глазом.
— Алайош, — выговорил он.
— Капитан мертв, ваша милость. Это я, сержант Траган.
— Здесь Севатар. Присмотри за ним. Он здесь, клянусь! Он убил Алайоша. Я видел, как это было.
— Да, ваша милость. Пойдемте… вот сюда. «Громовые ястребы» уже летят. — И закричал по воксу, обращаясь ко всем, кто был еще жив: — Первый легион, отступаем!
Корсвейн обмяк в руках брата, смутно размышляя, не умирает ли он. Было похоже на то, хотя, поскольку он еще никогда не умирал, мог только догадываться.
— Не умираете, ваша милость, — рассмеялся сержант Траган. Корсвейн не сознавал, что бормочет вслух.
Последним, что он увидел, были примархи: оба стояли чуть ли не на коленях и в окружении растущих фаланг своих воинов. Курц тянулся когтями ко Льву, рыча и ругаясь; слишком ослабевший, чтобы сопротивляться своим легионерам, волокущим его прочь с поля боя. Лев вел себя точно так же, словно отражение в кривом зеркале, что выглядело еще ужаснее из-за его красоты. Кровоточащие ангельские губы изрыгали проклятия, пока собственные сыновья утаскивали его прочь.