— Простите, что?
— Кхе–хе. Не стоит, говорю, руки совать куда попало. Вдруг за неё схватят. И отхватят. Как без руки–то будешь?
— Кто?
— Кто–кто? Тот, кто в тумане живёт.
— Но тут же мирная зона, никто напасть не может, — блин, дед был такой реальный, что и я забыл, что разговариваю с нипом.
— Это тут город, а там за забором, уже нет.
— Как такое может быть?
— А я знаю? Я тут только хлебушек для подношения продавать поставлен.
— Точно. Я за ним и пришёл. Дед, а кем поставлен–то?
Дед посмотрел на меня пристально, как будто решая, стоит ли говорить. Потом провел пятернёй по всё еще густым, но давно немытым и нечёсаным волосам и выдал:
— Не знаю я или не помню. Обычно сижу вон там на скамейке, хлеб из корзинки достаю, монеты в карман складываю. Хлеб не кончается, и всегда свежий, ароматный, будто только испечённый. А монет в кармане нет, — дед для наглядности потряс полой шубы. — Только иногда, особыми ночами, вот как сегодня, когда туман храм скрывает, могу вдоль ограды походить — кости размять. Пойдём что ли, продам тебе хлебушка.
Я смотрел на спину медленно бредущего деда широко открытыми глазами. Это что опять происходит? Вот только казалось, что он шёл медленно — догнать его смог только у лавочки, на которой стояла пресловутая корзинка с крышкой. Открыв её, дед повернулся ко мне:
— Сколько возьмёшь?
— Штук сто давай сразу. Сам говоришь, она у тебя безразмерная.
— Сто, так сто, — ответил тот и стал перекладывать хлеб в выскочившее окно торговли.
Вложив туда монеты, я подтвердил сделку. Удивительно, но хлеб занял всего одну ячейку и не весил вообще ни грамма. Ну, так система показывала.
— Что с ним делать, похоже, знаешь? — скорее подтвердил очевидное, чем спросил, старик.
— Вроде, знаю. Но лучше ты мне расскажи. Так вернее будет.
— Хлеб этот — подношение хозяевам мест, где ты будешь охотится на зверей и монстров. Перед началом охоты надо положить его на траву и произнести слова: «Хозяин места, прими подношение от чистого сердца». Хозяин явится, и сам уже решит, брать ему хлеб или нет. Возьмёт — репутация с духами природы поднимется на +1, нет — останется на том же уровне.
— А что это даёт?
— Не знаю, — развёл нип руками.
Я уже собрался уходить, как:
— Может, тебе чем помочь? — слова вырвались у меня сами собой.
Аж замер от неожиданности: чего в них было больше — искреннего желания помочь или нежелания упустить возможный квест, я не знал. Замер и дед. Потом он яростно провёл рукой по волосам.
— Да нет, — его хриплый голос чуть дрожал. — Чем ты мне поможешь–то?
— Ну ладно, спасибо тебе за хлеб, дед, пойду я. — и направился в сторону привратной площади.
— Мне уже ничем не поможешь, а ей попробуешь? — догнал меня его вопрос–предложение.
— Кому? — резко обернувшись спросил я.
— Ей, — от ответа старика яснее не стало. — Слышишь звук?
Прислушался. Действительно, еле–еле, на грани моего слуха, раздавался скрип, как у несмазанных петель рассохшийся двери.
— Там она, — нип махнул рукой в глубину улицы, — во дворе следующего дома, на качелях качается.
А вот и объяснение скрипу.
— Кто?
Но на мой вопрос дед лишь развёл руками.
— Ладно, пойду разберусь.
Стоящий сразу за оградой дом мало чем отличался от предыдущих двух. Разве что был двухэтажный, и в середине его венчала совсем уже развалившаяся башенка. Сойдя с мостовой на траву, я вдоль забора парка пошёл в густо заросший кустами двор. Чем дальше я уходил от мостовой, тем громче становился скрип, а над невысокой травой появились клубы тумана. Остановился в нерешительности. «Кто знает, кто в нём живет?» — вспомнились слова чудного старика, совсем на нипа не похожего. Происходи дело в книжке, я бы точно сказал, что он «сорвался». Но от того, что с лёгкостью допускалось в книге, в реальности веяло какой–то потусторонней жутью.
Качели продолжали скрипеть, а в тумане никто не мелькал неясными тенями. «Что, очканул, Руслан?» — сам себе задал провокационный вопрос. Сколько глупостей в детстве я наделал, пытаясь скрыть очевидный ответ. Вот и сейчас старая, как мир, манипуляция сыграла свою роль — решительно сделал несколько шагов вперёд, заодно обходя высокий густой куст, выросший прямо посередине дорожки, некогда выложенной булыжниками, часть из них еще лежало среди травы. И тут — старые качели, на которых сидела…