XIX. Последняя шутка дядюшки Жиля
Пока в кабачке «Два говорящих мертвеца» разворачивались описанные выше события, жуткий и гротескный спектакль происходил во дворце Месм. Итак, все это случилось в тот вечер, последовавший за венчанием Генриха Беарнского и Маргариты Французской, и в ту ночь, когда на Париж обрушилась невиданная гроза… Оставим на время Лувр, где продолжается великолепное празднество, о котором позднее с восторгом напишут в хрониках; оставим и дворец Монморанси, чьи обитатели пребывали в растерянности после непонятного исчезновения двух Пардальянов; не будем заглядывать и в темные переулки столицы, где подготавливалось что-то ужасное…
Остановим наше внимание на трех уголках Парижа: это кабачок Като, который мы только что покинули; церковь Сен-Жермен-Л'Озеруа, куда мы вернемся сразу после полуночи; и дворец Месм, жилище маршала де Данвиля.
Дворец Данвиля был пуст: вся свита маршала перебралась на улицу Фоссе-Монмартр. На то имелись свои причины: во-первых, Анри де Монморанси опасался нападения. Визит Пардальяна-старшего усугубил опасения.
— Меня вовремя предупредили, и я смог захватить Пардальяна, — рассуждал маршал де Данвиль. — Но ведь Франсуа, доведенный до отчаяния, может явиться во дворец с целой армией своих сторонников. Надо остерегаться…
Во-вторых, дворец, куда переехал маршал, находился в двух шагах от Монмартрских ворот. Напомним, что по приказу короля Данвиль был назначен начальником стражи всех парижских ворот. Он везде поставил своих людей. Если Екатерина Медичи пронюхает о заговоре Гиза, если в Париж вступят верные королю войска из провинции, короче, если случится непоправимое, Данвиль через Монмартрские ворота в мгновение ока успеет бежать из столицы. Итак, дворец Месм был оставлен.
Однако в этот вечер, часов в девять, два человека находились там. Они ужинали в буфетной и спокойно беседовали: это были интендант Жиль и его племянник Жилло.
Прислушаемся к их разговору.
— Еще вина, Жилло; замечательное вино, — предложил дядя племяннику.
Жилло с удовольствием опрокинул стаканчик.
— Прекрасное вино, давно такого не пил! — заплетающимся языком произнес Жилло.
Он раскраснелся, и глаза его блестели.
— Иди, племянничек, возьми еще бутылочку в шкафу; там есть вино и получше, — сказал дядя.
Жилло встал и сходил за бутылкой; на ногах он держался еще уверенно.
— Маловато. Надо прибавить, — пробормотал Жиль и налил племяннику очередной стакан.
— Значит, во дворец Монморанси больше не вернешься? — спросил дядя.
— Мне туда ходу нет, — усмехнулся Жилло. — Знаете, там все как с ума посходили с тех пор, как исчез этот старикан, что все норовил мне язык отрезать…
— Язык отрезать?
— Ну да, Пардальян-старший.
Жилло откинулся на спинку стула и расхохотался. Дядя вторил племяннику. Но в скрипучем смехе Жиля было что-то зловещее. Будь племянник поумней, он бы обязательно насторожился.
— Мне во дворце Монморанси не очень-то и доверяли, — продолжал Жилло. — Видно, подозревали, что исчезновение старика без меня не обошлось. Пора было сматываться, а то я рисковал головой. А голову мне, знаете ли, жалко терять…
Жилло, похоже, вспомнил о перенесенных мучениях и обхватил голову руками, то ли проверяя, на месте ли она, то ли оплакивая потерянные уши. От страшных воспоминаний он даже протрезвел.
Дядюшка поспешил подлить племянничку вина.
— А дело я провернул неплохо, — похвастался Жилло. — Старый Пардальян так верил мне, так верил!.. Когда я ему сказал, что маршал остался во дворце совсем один, этот дурак чуть не расцеловал меня. Жалко беднягу…
— Жалко?!.. Он же хотел тебе уши отрезать!
— Верно! Экая скотина!
— А еще язык…
— Точно… Пусть теперь попробует!
Жилло схватил нож, хотел встать, но не удержался на ногах, тяжело рухнул на стул и расхохотался:
— Стало быть, теперь ты жизнью доволен? — спросил дядя.
— Еще бы не доволен! Мне такое и не снилось: вы же мне по приказу монсеньера пожаловали тысячу экю.
— И ты решил к Монморанси не возвращаться?
— Да вы с ума сошли, дядюшка?
— Болван! Ведь Пардальяна там больше нет…
— Ну и что? Я ведь его предал. Вот увидите, он мне язык когда-нибудь отрежет! А я хочу на свои экю погулять вволю. Выпить как следует… Куда мне без языка-то?
От жалости к собственной участи Жилло даже прослезился.
— А экю у тебя? Дай взглянуть! — попросил Жиль. Жилло вытряхнул из пояса на стол монеты; экю зазвенели, глаза Жиля алчно блеснули.
— А ведь это я их тебе дал, — со странной интонацией произнес дядя, лаская костлявыми пальцами деньги и складывая монеты столбиком.