XX. Так хочет Бог!
Панигарола молился на коленях у главного алтаря церкви Сен-Жермен-Л'Озеруа. Он молился, точнее, спорил в душе сам с собой. Монах напоминал каменное изваяние: не к Господу обращался он, а искал истину в своем измученном сердце. Тишина стояла в церкви; снаружи надрывался ветер; Екатерина, притаившись у боковой двери, ждала прихода Алисы де Люс и графа де Марильяка; пятьдесят красавиц ожидали у главного входа, не выпуская из рук кинжалы. А Панигарола молился, или, вернее, напряженно размышлял:
«Зачем я здесь? Что собираюсь сделать? И что я уже сделал… Страшную вещь я сотворил: чтобы убрать своего врага, я зажег пламя ненависти в сердцах толпы, выступая от имени Бога, то есть от имени того, кто воплощает для человека Добро, Прощение и Справедливость… И во имя Справедливости я приказал толпе растерзать несчастных; во имя Прощения я велел им истреблять тех, кто не исповедует католическую веру; во имя Добра я научил их ненавидеть… Я хотел убить Марильяка и получить эту женщину! Ради ее поцелуя я поджег весь город!.. И что теперь? Сегодня ко мне явился посланец от Екатерины и сказал: „Придите к полуночи в церковь Сен-Жермен-Л'Озеруа, Алиса будет вас ждать“. Да, он так и сказал… И я примчался, забыв о Марильяке… Меня привела любовь, но королева напомнила мне о ненависти, заявив, что и Марильяк будет здесь… Что ей надо от меня? Воистину, она — мой злой гений! Знаю, королева, ты хочешь, чтобы я вложил в душу Марильяка те же страдания и ту же ненависть, какая терзает меня… И я тебе это обещал! Письмо, письмо, что я должен отдать графу… жестокая месть! И это я, маркиз де Пани-Гарола, которого когда-то в Италии считали образцом дворянской порядочности и верности долгу, опустился до подобной низости… Я готов убить человека, и не в честном поединке, а подло заманив в ловушку, убить не шпагой, а с помощью фальшивой бумажки… Вот, на что я иду! И все для того, чтобы обладать женщиной, которая к тому же меня не любит и никогда не полюбит!..»
Тут монах почувствовал чью-то руку на своем плече. Он вздрогнул.
«Пришел страшный час!» — пронеслось в голове у Панигаролы. Алиса де Люс и Марильяк, держась за руки, подошли в этот момент к главному алтарю и остановились у его подножия.
Королева Екатерина, сосредоточенная и внимательная, спокойно произнесла в этот миг: — Вот тот, кто соединит вас…
Новобрачные подняли глаза и увидели, как монах медленно поднимается с колен, откидывает капюшон и поворачивается к ним лицом. Невозможно описать воцарившийся у алтаря ужас.
Алиса узнала Панигаролу. Губы ее побелели, по телу пробежала дрожь. Монах прочел в ее глазах невыразимый страх. Только сейчас девушка поняла, в какую жуткую западню ее затянули. Наконец взор Алисы оторвался от Панигаролы, она посмотрела на Екатерину с отчаянием безумия, и королева, не выдержав, попятилась. Потом девушка взглянула на Марильяка, и он, поняв и почувствовав всю глубину ее горя, покачнулся и задрожал.
Деодату показалось, что мир вокруг рухнул. Он ничего не знал про Алису и Панигаролу, но он догадался… С ослепляющей разум ясностью Марильяк понял, что сейчас перед ним откроется чудовищная правда. Он был уверен, что вот-вот узнает что-то неестественное и отвратительное…
А монах видел только Алису, ее одну…
Эта сцена длилась не более двух секунд. Но за пару секунд всякая надежда покинула сердце Панигаролы. Алиса смотрела на Марильяка с такой любовью… Чистое, настоящее, бескорыстное чувство словно осветило ее всю изнутри…
А потом ее огромные карие глаза посмотрели на Панигаролу! В них была такая мольба о жалости!..
«Лучше убей меня, — словно говорили ее глаза, — убей меня, но его пощади! Разве у тебя сердце палача? Не делай ему больно!»
Бессловесная мольба любящей женщины, высшее воплощение любви и страдания, проникла глубоко в душу монаха. Он едва удержался на ногах и с изумлением почувствовал, что ненависть в его сердце уступает место безграничной жалости.
Панигарола поднял руки к темным церковным сводам, словно призывая невидимые силы в свидетели своего покаяния, и взглянул на Алису с невыразимой нежностью. Вздох радости и облегчения вырвался из груди девушки, надежда и благодарность переполнили ее душу, но тут монах, потеряв сознание, рухнул на пол. Принесенная жертва исчерпала все силы Панигаролы.
Растерянный, ошеломленный Марильяк вырвался из объятий Алисы и шагнул к Екатерине.
— Мадам, — произнес он настойчивым тоном. — Что происходит? Кто этот человек? Он же не священник: под рясой у него дворянское платье.