«Анджелия, милая невестка!
Не с руки мне в долг ковать гнедого, Дай в заклад мне черные ты очи,
Я лобзать и миловать их буду До поры, когда мне долг заплатят». Люто прокляла его невестка. Загорелась, как живое пламя,
Увела некованным гнедого, iso К Дойчину болящему вернулась. Обратился к ней болящий Дойчин: «Анджелия, верная супруга, Подковал ли побратим гнедого?» Застонала люба Анджелия:
«Господин ты мой, болящий Дойчин
Пусть господь накажет побратима!
Он не хочет в долг ковать гнедого, Эти очи миловать он хочет,
До тех пор, покуда не заплатишь; да Но пристало ль мне любить другого, При тебе-то, при живом супруге?»
Как услышал то болящий Дойчин, Говорил своей он верной любе: «Анджелин, верная супруга!
Оседлай могучего гнедого,
Принеси копье мне боевое!»
А потом сестру он призывает:
«Елица, любимая сестрица!
Принеси мне крепкую холстину, ио Спеленай меня, сестра, от бедер, Спеленай от бедер и до ребер,
Чтобы кость не вышла из сустава,
Чтобы с костью кость не разошлася». Женщины послушались больного: Мощного коня жена седлает И копье приносит боевое;
А сестрица достает холстину,
Пеленает Дойчина больного,
Пеленает от бедра до ребер, iso Надевает саблю-алеманку, .
Мощного коня ему подводит,
Дойчина сажает на гнедого И копье вручает боевое.
Мощный конь хозяина почуял И взыграл под ним, возвеселился,
И поехал Дойчин через площадь.
Так гнедой под ним играет-пляшет, Что из-под копыт летят каменья. Говорят солунские торговцы: wo «Слава господу! Вовеки слава!
С той поры, как умер храбрый Дойчин, Не видали лучшего юнака В белокаменном Солуне-граде.
И коня не видывали лучше».
Едет Дойчин во широко поле,
Где Арапин свой шатер раскинул. Увидал его Арапин черный,
Вскакивает на ноги со страху, Говорит ему Арапин черный:
2оо «Бог убей тебя, проклятый Дойчин, Неужели ты еще не помер?
Заходи, вина испей со мною,
Бросим наши ссоры, наши споры,
Все тебе отдам, что взял в Солуне». Говорит ему болящий Дойчин: «Выходи, Арап, ублюдок черный!» Выходи со мной на бой юнацкий, Чтоб в бою юнацком потягаться, Красного вина ты попил вдосталь,
210 Девушками всласть себя потешил!» Говорит ему Арапин черный:
«Брат по богу, воевода Дойчин! Бросим наши ссоры, наши споры,
Ты сойди с коня, и выпьем вместе, Все тебе отдам, что взял в Солуне, Возвращу тебе невест солунских! Правым господом готов поклясться, Сам я навсегда уйду отсюда».
Тут увидел воевода Дойчин,
220 Что Арап сразиться с ним не смеет, Разогнал он мощного гнедого,
Прямо на шатер его направил,
Он копьем поднял шатер Арапа, Глянь-ка под шатром какое чудо!
Под палаткой тридцать полонянок, Сам Арапин черный между ними.
Как увидел Арапин чумазый,
Что его не пожалеет Дойчин, Вскакивает он на вороного ззо И копье хватает боевое.
Встретились они в широком поле, Боевых коней разгорячили.
Говорит тогда болящий Дойчин: «Первым бей, Арап, ублюдок черный, Первым бей, не пожалей удара!»
И метнул копье Арапин черный,
Чтоб ударить Дойчина больного,
Но гнедой для боя был обучен,
Конь гнедой припал к траве зеленой,
гад А копье над ними просвистело И вонзилось в черную землицу, Полкопья ушло глубоко в землю, Полкопья над землей обломилось. Как увидел то Арапин черный,
Смазал пятки, мчится без оглядки, Мчится прямо к белому Солуню,
А за ним болящий Дойчин скачет. Подскакал Арап к вратам солунским, Тут его настиг болящий Дойчин,
250 И метнул копье он боевое,
Вбил его в солунские ворота,
После вынул саблю-алеманку И отсек он голову Арапу;
Голову его на саблю вскинул,
Из глазниц глаза Арапа вынул И в платок запрятал тонкотканный. Бросил голову на луг зеленый,
И потом отправился на площадь. Подъезжает Дойчин к побратиму: гво «Друг сердечный, умелец кузнечный, Выходи, получишь за подковы,
За подковы для коня гнедого,
Я перед тобою задолжался».
А кузнец на это отвечает:
«Ой ты, побратим, болящий Дойчин! Я тебе не подковал гнедого,
Просто подшутить хотел без злобы, А гадюка злая Анджелия Загорелась, как живое пламя,
270 Без покова увела гнедого».
Говорит ему болящий Дойчин: «Выходи, сполна получишь плату!» Показался побратим из кузни, Саблею взмахнул болящий Дойчин, Голову отсек он побратиму,
Голову его на саблю вскинул,
Из глазниц его глаза он вынул, Кинул голову на мостовую,
К белому двору поехал прямо, гво У двора он спешился с гнедого,
Сел на мягко стеленное ложе,
Вынул очи черного Арапа, Бросил их сестрице милой в ноги. «Вот, сестрица, Араповы очи,