По дороге тоже не произошло ровным счетом ничего интересного: эсомобиль управлялся эфирной сущностью, для красоты и порядка заключенной в автоматон, только издали напоминающий человека. Говорить с бездушной эфирной машиной было не о чем, ехать – недалеко, правил неживой водитель не нарушал. На место мы прибыли в какие-то пять минут, или около того.
В этот раз больница показалась мне куда более оживленной, чем в прошлый. Даже искомый семьдесят пятый этаж был заполнен спешащим и суетящимся населением: впрочем, спешили по делу, суетились толково, или таково было общее впечатление.
Мне подумалось еще, что дело не в людях, их поведении и количестве: это я сам ощущал себя не лучшим образом, и воспринимал все прочее на контрасте. События последних нескольких дней, несущиеся, как спущенные с привязи мохнатые пони, не очень быстро и довольно бестолково, довели меня до странного состояния деловитой подавленности. Ранее я такого никогда не испытывал и совершенно не знал, как с состоянием этим бороться и как себя вести.
Доктор Валуев встретил меня приветливо: радость встречи была даже слегка нарочитой, ну, или мне так, с учетом всех обстоятельств, просто казалось.
- Здравствуйте, профессор! - на привычном уже неплохом британском обратился ко мне душетерапевт.
- И Вы здравствуйте, товарищ Валуев! - ответил я на приветствие.
- О! Надо же! Должен заметить, что Ваш советский с прошлого раза стал значительно лучше! - удивленным доктор, впрочем, не выглядел.
«Разумеется, он не удивлен!» - параноидально сообщил мне проснувшийся внутри Пес. «Кто его знает, какие закладки он ставил, пока ты бессовестно дрых в прошлый раз, может, они теперь и вовсе знают про каждый твой шаг и вздох!»
Я сделал над собой некоторое усилие, успокаивая Пса и загоняя его вовнутрь. Ввязываться в любого вида конфликт с колоссального роста и массы огром казалось совершенно лишним... Как будто подобные обстоятельства хоть когда-нибудь меня действительно останавливали.
- Индоктринация, верно? - поинтесовался великан. - Впрочем, конечно, верно. Других вариантов я себе и представить не могу, если не считать, конечно, что в прошлый раз Вы специально скрыли знание советского языка, а Вы его точно не скрывали. - доктор улыбнулся. - Позвольте полюбопытствовать – кто конкретно работал?
Обаяние гигантского человека было настолько всеобъемлющим и даже каким-то теплым, что все сложные и тяжелые мысли из головы моей будто вымыло: примерно так смывает с тротуара зимние мусор и грязь весенний ливень.
- Доктор Железо, - уже как бы и не против воли улыбнулся я. - Отличный специалист, удалось заговорить с первого же захода!
- А ведь я с ним очень хорошо знаком, да, - отметил зачем-то душетерапевт. - Встречались в финале чемпионата космофлота по боксу в невесомости. Невероятной ловкости спортсмен. - Доктор потер будто бы занывшую челюсть, и резко сменил тему, вернувшись к рабочей беседе.
- Это Ваш второй визит, профессор, - сообщил довольно очевидное доктор Валуев, - в прошлый раз была консультация, а сейчас начнем лечение! Но, для начала, ознакомьтесь и подпишите. Я ведь правильно понимаю, переводчик нам больше не нужен?
Лист бумаги был увенчан относительно крупным заголовком: я уже мог и прочитать, и понять написанное, благо, второй сеанс индоктринации был посвящен именно пониманию письменной речи. Писать от руки я пока не мог, но это, как мне объяснил индоктринолог, было делом практики – и третьего сеанса.
«Информированное согласие на проведение медицинских манипуляций» - вот что было написано в самом верху страницы. Под заголовком шел какой-то убористый текст.
Я быстро пробежал содержимое листа глазами: стандартные формулировки, простые и понятные, внушили мне даже некоторую уверенность, и потому подпись свою я ставил спокойно и без сомнений.
- Ну, - сообщил я доктору, прячущему подписанный лист в папку моего страхового дела, - раз согласие информированное, то ладно. Информируйте.
- Вы ведь знаете, профессор, что эфир и апейрон – разные вещи, пусть и называются почти одним и тем же словом в двух транскрипциях? - поинтересовался душетерапевт. - Знаете, или, все же, стоит объяснить?
Повторюсь в очередной раз: я не доктор. К медицине отношение имею только в качестве пациента, и то – не очень часто. Однако, некоторые знания, пусть и медицинские, относятся не столько к специальности, сколько к общему образованию и эрудиции, и это был как раз такой случай.
Если очень сильно обобщать, эфир – это энергия мира, существующая вовне человека, апейрон же – строго внутри. Их часто путают в рамках бытового применения, да это и не страшно: разница интересна только врачам, или, например, особо въедливым мохнатым пациентам.