Пролог
И увидел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон. Откровение Иоанна Богослова, 13:11 К рассвету острая, рвущая череп до самого мозга боль утихла. Ее место заняла другая – тяжелая и дергающая, сообщающая о том, что в изувеченных тканях начался воспалительный процесс. Он знал, что это значит. Без ухода к завтрашнему, а в лучшем случае – к послезавтрашнему дню взлетит температура и начнется заражение крови. Но убьет его не оно. Без воды он упадет без сил и умрет уже сегодня к закату. Только пить человек не мог. Даже если бы вода была. Трудно пить, когда твои челюсти превращены в кашу из осколков костей, рваной плоти и зубов ударом тяжелой кувалды. Как раз такой, какой забивают стальные пальцы, скрепляющие звенья танковых траков. Жизнь медленно утекала из тела – мужчина чувствовал это. С каждой каплей пота, упавшей со лба, с каждой пульсацией боли в голове. Как просто было сдаться. Лечь на песок и дожидаться прихода конца. Он не дойдет. Чудес не бывает. Но с упрямством, которое принесло ему столько бед в его недолгой жизни, человек, шатаясь, продолжал шагать. Куда-то на юго-восток. Из сердца Аравийской пустыни к побережью Персидского залива. Где были свои.
Барханы расступились и к полудню он вышел на равнину, гладкую как стол. Не так давно здесь словно лес вырастали буровые вышки и насосы, тянущие из глубин земли черную маслянистую жижу. Сейчас от вышек остались искореженные переплетения закопченного металла. Равнина же представляла собой воплощение Ада, почти по Данте Алигьери. Если бы человеку удосужилось об этом задуматься. Но все его мысли, весь рассудок фокусом сходились на разбитом лице, боли в сломанных ребрах и шагах, шагах, шагах. И он молча плелся, огибая по широкой дуге фонтаны пламени, бьющие из разбитых нефтяных скважин высоко в небо. Раскаленный воздух изматывал, пот пропитал одежду. Тряпки, укрывавшие лицо, размокли, и снова закапала кровь. Солнце то пробивалось, то скрывалось за сплошным пологом черного жирного дыма, густая вонь горящих углеводородов забивала легкие, но он как мог сдерживал кашель, ибо закашляться – означало пробудить ту уснувшую жестокую боль, корчиться на земле, скребя пальцами песок и надсадно кричать. Потому, задыхаясь в дыму, он просто шел.
Еще через пару часов нефтяные поля остались за спиной. Силы человека были на исходе. Его лихорадило. На горизонте колыхалось марево, в нем вставали отражения. Здания, пальмы, манящая зеленая прохлада оазисов. Он не знал, были ли то миражи, реальность, или же образы ему подсовывало воспаленное угасающее сознание. Он не обращал на них внимание, сверяясь по солнцу, шел на юго-восток. Еще утром он знал, зачем. Сейчас это знание улетучилось, разум все быстрее затапливали волны тошнотворного бреда. Человек двигался просто потому что чувствовал, что так нужно. Нужно, и всё тут. Он больше не молил ни о чем. Ни об облегчении страданий, ни о смерти. Ничего уже не имело значения. Лишь шаги вперед, оставив солнце за левым плечом.
***
Буря пришла после полудня. Горячий самум из Аравийской пустыни нес к морю облака рыжей песчаной пыли, столь мелкой, что та проникала даже через фильтры на воздухозаборниках машин. Забивалась в цилиндры и, словно наждак, истирала стенки. Каждый водитель знал – идет песчаная буря – остановись и пережди. Ханс Ланге был опытным водителем. И любил свой маленький шустрый броневик. Потому, едва только западный горизонт заволокла желтая дымка, он заглушил мотор и, выйдя наружу, заткнул промасленной ветошью выхлопную трубу и воздушный насос “Пумы”.
- Ну и что, надолго мы тут застряли? – проворчал напарник Ханса, бортовой стрелок Уве Кёллер, когда тот вернулся за руль. - Часа на три, пожалуй, не меньше, - Ханс задумчиво почесал потный лоб, поглядел на пальцы, и, чертыхнувшись, вытер салфеткой уже покрытое пылью лицо. – Видишь, как затянуло, фронт километров пятнадцать будет. - Прекрасно, - саркастически протянул Уве, - колонна уйдет на Даммам, а мы их догоняй. - Да никуда они не уйдут. Видишь, как несет. Эта дрянь будет у побережья через каких-то тридцать минут. Тоже, небось, встанут, закупорятся и будут ждать.
Ветер усилился. Стена песка неслась на одинокий броневик стремительно, словно скорый поезд. Налетела, застучав по внешней броне миллионами крошечных молоточков, закрыла солнечный свет и погрузила равнину в бурые призрачные сумерки. Два человека в чреве машины некоторое время сидели молча, наблюдая, как стремительно растут песчаные холмики поверх дворников лобового стекла. Первым нарушил молчание Уве.
- Ответь, ради чего это все? За каким, вообще, чертом мы тут торчим? - Мы выехали на разведку на Аль-Гавар? Вроде бы? - Ты прекрасно меня понял, Ханс! Ради чего вся это война? У нас мало было нефти? В Северном море, в Африке, больше нужно было?