Глава 1
Шел двадцатый год моей жизни и десятый год моей одиночной войны. 3395-й день с тех пор, как ОНИ исчезли так же внезапно, как и появились. Они называли меня Эра. Хотя я хорошо помню, как мама целовала каждое утро обе щеки «своей маленькой Эмилии». А я звала их небамы, потому что не проходило и дня без того, чтобы они все разом не застывали на месте, подняв свои лысые головы и узкие зрачки к небу. Это были самые веселые 32 минуты в сутках - хоть часы сверяй - потому что мне, маленькой, каждый раз, каждый божий раз, казалось, что каждый из семи небов выпускает вверх, куда достаёт взгляд, столб цветных лучей. Когда через него пролетала какая-нибудь из невеселых птиц, то становилась на мгновение зеленой! Или синей, или красной! Но никто из небов не разделял моего восторга - от них не было слышно ни единого звука, не было видно ни одного движения, их грудь не поднимало дыхание, и даже ливень не мог заставить их хоть на мгновение закрыть те странные глубокие глаза. Позже, когда после дождя было видно все семь столбов моих пропавших небов, я бежала искать их - и никогда не находила. Тогда возвращалась домой выплакивать обиды и ухаживать за своими свежими ранами. Я помню, как после неповоротливых детских игр за ними ухаживала мать. Она вставала из-за стола, оставляя за ним отца, омывала мои стертые падением колени, мазала их чем-то густым и плохо пахнущим из белого тюбика, перевязывала бинтом и снова возвращалась к столу. Тот стол был большой загадкой... Над ним родители сидели, как завороженные, целыми вечерами. Когда садились, были печальными и добрыми, а когда вставали - веселыми и злыми. Бывало, я проводила за тем столом полдня, когда никого не было дома, но так и не понимала, от чего родительские взгляды становились размытыми, а слова запутанными. "Моя маленькая Эмилия... Тебе так мало надо... И от этого ты такая сильная, моя крошка. А мы с папой слабые... Слабые..." И уже через полчаса резким и властным материнским голосом мне командовали ложиться спать. Пока не садилось солнце, я придумывала имена облакам за окном и считала новые голоса на нашей кухне. Сколько их может вместить такой маленький дом? Когда в темноте исчезали облака и хохот, приходили спокойные сны...
Глава 2
Когда над городом, как мухи в жаркий день, зароились самолеты, мне было 4 года и 4 дня. Внезапно кремовый вкус праздничных пирожных, который я еще хранила на своих губах, смешался с чем-то холодным и металлическим, похожим на ржавые трубы во дворе, которые мы облизывали на спор с соседскими детьми. Мама говорила не выдумывать... На несколько странных секунд беспокойство появлялся на лице то одного, то другого из всемогущих взрослых и так же быстро скрывался, оставляя после себя лишь стыд за неуместные мысли. Вечерние новости смотрели не как обычно - напряжение держало спины родителей неестественно ровно, словно какая-то сила тянула их за макушки вверх, а ноги были крепко вдавленными в пол - как будто были готовы в случае необходимости мгновенно отнести своего хозяина подальше от пока неизвестной опасности. "Моя дорогая Эмилия... Это только маленькая неприятность на большой станции. Нас не могут обманывать. По телевизору сказали, папины друзья говорят... Зачем я тебе рассказываю? Зачем я тебе рассказываю?" Мама рассказывала себе. И я верила ей, но все равно чувствовала горечь ржавых труб на своем языке.
Той ночью я впервые увидела небов. Они стояли под нашим домом, касаясь безволосыми головами листьев на дереве. То дерево не было слишком высоким, но, пожалуй, ни папа, ни мама, ни тем более я не могли бы достать его ветвей, даже немного схитрив и подпрыгнув. Я увидела их случайно, потому что подошла к окну, чтобы посмотреть, как в небе бегают огни суетливых самолетов. А те двое странных существ, кажется, совсем не случайно не отводили глаз от меня. Их зрачки были узкими, как у кошки, когда она щурится на солнце. В искусственном свете дальнего фонаря я смогла хорошо разглядеть идеально ровную, но серую кожу небов, их узкие незаметные губы и совсем маленькие, почти отсутствующие носы. Помню, как тогда удивлялась, зачем им такие большие головы для таких маленьких глаз, носов и ртов? "Как неэкономно!" - точно вскрикнул бы мой отец. Но он спал, поэтому мне приходилось удивляться самой. Кажется, я увидела, как один из тех двух людей (людей?) улыбнулся мне перед тем, как уйти... Когда они быстро исчезли в ночной темноте, я вернулась в свою постель и до самого утра больше не видела ни их, ни самолетов, ни снов.
Утром 27 апреля 1986 года в моей скучной и тихой Припяти объявили о всеобщей эвакуации. "Вот тебе и маленькая неприятность, дорогая Эмилия...» - лихорадочно произнесла мама, закрывая входную дверь за знакомым милиционером.