- Вы не собаки, вы свиньи! - добавила, уже переведя дыхание и вздрогнув от одной мысли о запахе за спиной. Я знала ту свору, потому что часто встречалась с ней, когда приходилось собирать фрукты в восточном районе города. Еды там было мало, потому что, видимо, плодится там только нечисть, но и то было необходимо, чтобы выжить.
Прошло 3395 дней с тех пор, как небы исчезли, будто никогда и не приходили. Несколько первых лет я только то и делала, что соревновалась с голодом. Вся моя уверенность и почти все мои умения ушли вместе с предателями. Когда я упала в обморок от голода и отчаяния впервые, то поняла, что солнце больше не кормит меня. Или же я разучилась есть то, что оно дает. Грядки, за которыми ухаживали небы, тогда спасли мне жизнь. К моему большому сожалению, в шкафу я нашла только сотни упаковок треугольных утренних таблеток - и никакого печенья. Я понимала, что мне нужно принимать их, и даже мой бунтарский обиженный нрав не противился этому. Позже, когда собаки перестали приходить к моему дому, моим любимым занятием стало залезать в покинутые дома в поисках чего-то консервированного и книг. И то, и другое казалось мне раем на насквозь прогнившей земле. Старые замки на дверях легко поддавались ударам, не говоря уже об окнах и сомнительной защите на входах в подвалы. От недостатка одежды, обуви и всевозможных бытовых мелочей я не страдала - в моем распоряжении было имущество десятков тысяч людей, которые уезжали из города на считанные дни, а не вернулись до сих пор. Бывало, я ждала их. Просиживала целые дни на верхнем этаже какого-то высокого дома, в квартире, окна которой выходили на длинную улицу, ведущую из города. Или в город... Но по ней никто не ехал. От тех, кто все-таки был на страже зоны отчуждения #1 в мире, приходилось прятаться. Я не умела убеждать так, как небы. Когда впервые попробовала сказать что-то вроде: "Мне надо здесь быть, а вы уйдете и не вспомните, что приходили", меня тут же схватили за шиворот и потащили к машине. Со слезами, писком и настоящим ужасом я убегала от изрядно укушенного и озадаченного мужчины, который все-таки настойчиво преследовал меня. До следующего утра я просидела в подвале, который накануне опустошила, слушая шаги, крики и шорох колес. Удивительно, как они не услышали моих рыданий и как не поймали по дороге домой. Меня не нашли ни на следующий день, ни даже неделю спустя. Какую-то бродягу или ребёнка какого-то маргинала из близлежащих сел искали не слишком тщательно и долго. Я осталась в Припяти. Что-то внутри, там, где болит во время быстрого бега, сжималось каждый раз, когда я от скуки или отчаяния думала назвать свое имя людям, которые иногда прочесывали город. Я должна была остаться. Я должна была носить воду ведрами с мелкого колодца и греть ее на разведенном в глухой комнате костре - чтобы не было видно дыма или огня. Я должна была есть рожденные радиацией фрукты и овощи, протухлые консервы и научиться печь себе постные сладкие пироги - для силы и настроения, из муки и сахара, что еще можно было кое-где найти. Я должна была находить себе друзей в книгах, потому что мои все уехали или умерли, перед тем выродившись в озлобленных монстров, что сейчас носятся за мной с надеждой позавтракать свежим мясом. Я должна была быть там, где я есть. Где реальность разорвалась и надорвала и мою жизнь заодно. Я должна была понять, кто воспитывал меня веселых шесть лет и что за чудо бушевало во мне тогда и иногда бьет по ребрам изнутри до сих пор.
Я должна быть здесь, и сегодня испеку себе праздничный пирог с карамелью. С Днем рождения, маленькая Эмилия...
Каждое утро я просыпаюсь в разное время - бывало и затемно, а бывало и тогда, когда солнце уже хорошо впивалось через окно в мою кожу. В книгах я читала о нужных мне 8 часах сна, и эта норма не дает покоя моему воображению. Те, кто это писал, они досматривают свои сны? Или обрывают их на самом интересном? Или их сновидения такие же скучно упорядочены, как и сама их жизнь, и длятся всегда одинаково? Мне нравится быть повелительницей своих снов. Они не похожи на жизнь, они пластичны и покорные моей воле - настолько, что иногда соблазн остаться там слишком сильно дразнит меня. Во снах я умею строить дома фантастических форм, а затем подвешивать их в воздухе, устанавливать без фундамента на самое большое облако; ради развлечения позволяю разным чудовищам гнаться за мной, а потом раскрашиваю их в розовый и заставляю пастись в ближайшей клумбе; все вокруг меняет цвет, текстуру и форму - стоит лишь приказать; я могу вместить целую Землю на своей ладони и проглотить ее, а затем взмахом руки создать весь мир заново - техногенный, идеальный, апокалиптический или безлюдный. Мне нравится замерзать на Луне или плавиться на Солнце, или менять их местами и следить за маленьким хаосом в маленькой галактике. Много раз я пила вино с красивыми мужчинами и даже однажды - с Богом, только он был слишком похож на Иисуса из детских религиозных книг. Он сказал мне, что будет таким, каким я готова его видеть. Что мир и все, что в нем, будет слушаться мою волю, словно пластилиновое, что то, что у меня внутри, будет определять то, что извне... Сказал, что мне повезло осознать свой сон и теперь я должна осознать свою жизнь. Интересно, кем был тот болтливый самозванец? Больше я не смогла найти ни его, ни какого-то другого бога, как бы уверенно этого не хотела.