Меня, пожалуй, трудно было бы назвать девочкой-маугли или потерянной простушкой. Я получила достаточно основательные знания по естественным наукам, по литературе, философии, истории, математике и квантовой физике. У меня было достаточно времени, поэтому я не могла тратить его впустую - как те, у кого его мало: когда я не занималась сбором и поиском пищи, я тренировала свое тело и свои мозги. И то, и другое было мне равнозначно полезным. «Солдат! Ниндзя!» - кричали малолетние мародеры, когда я не по-девичьи сильными пинками гнала их из соседнего дома, защищая то, что еще могло мне пригодиться. Но те наглецы были наименьшей из моих проблем. Настоящую угрозу я предпочитаю избегать. Как-то во время долгой прогулки за созревшими яблоками я услышала странный шум в одном из низких домов. Грубые голоса смешивались со звонкими, громкий хохот прерывал монотонную беседу. Я давно не видела людей, которые в этом городе не для того, чтобы работать или контролировать, поэтому решила подсмотреть за новыми соседями. Посреди грязной комнаты (такой грязной, какую по себе не оставляют даже те бесноватые бешеные псы) вокруг маленького костра сидели пять человек - трое мужчин и две женщины. Кто-то сидел, держа спину ровно и уверенно, а кто-то совсем распластался на гадком полу или на чужих коленях. Как зачарованные, они смотрели, как нагревается в сосуде какое-то полупрозрачное варево, прерывая процесс бессмысленными криками или смехом. Один из них тараторил какую-то бессвязную историю, уставившись в свои ладони, раскрытые к потолку, словно в ожидании схождения благодатного огня. Я была уже достаточно взрослой, чтобы понять, кто те люди и почему именно в этом месте они чувствуют себя в безопасности. Но вместо того, чтобы оставить наркоманов доваривать свой смысл жизни без посторонних глаз, я в ступоре и с искренним интересом осталась липнуть к окну. Наркота быстро забулькала, и вся компания заметно оживилась. Возможность увидеть, как от начала и до конца происходит процесс самого гадкого в мире изменения сознания, не давала мне пойти дальше своей дорогой. Адреналин тек в моих венах, и от этого я чувствовала себя похожей на них - тех, чья кровь вскоре тоже понесет странное вещество в мозг. Самый нервный из компании, который сидел прямо и руководил процессом, вдруг встал в поисках чего-то очень необходимого. "На столе, под окном" - лениво произнесла женщина, которая, словно шелковую постель, обнимала своим телом загаженный пол. Лишь мгновение прошло перед тем, как мужчина обернулся и уставился взглядом прямо в меня. Я видела ужас, поровну поделен с ненавистью, в его глазах. Еще секунда понадобилась мне, чтобы прийти в себя и броситься наутек, и ему - чтобы схватить нож и выскочить из дома. Не знаю, что гнало его - страх быть разоблаченным, отголосок вчерашней дозы или предчувствие сегодняшней - но он был быстрее меня. В его сухом теле было столько силы, что, кажется, она толкнула меня сзади еще до того, как это сделал он. Что-то невнятное сорвалось с его уст, какое-то проклятие, он перевернул меня на спину - и что-то острое впилось в мою ладонь, которой я успела закрыть лицо. Стало жарко, будто бы меня саму варили на том вонючем огне. Боли еще не было, только ощущение металла, который насквозь проткнул плоть и, судя по хрусту, и кости. Звериный страх охватил меня и самого мужчину. Он застыл, сидя на мне, будто только что понял, что случилось. На его зрачки наполз едва видимый туман, а сварливый рот застыл открытым в последнем мате. Я уверена, что на самом деле прошла какая-то доля секунды, но для меня это была целая вечность и первое спасение. Рука, пронзенная насквозь каким-то ржавым ножом, ударила нападающего по шее так резко, что от боли завыли уже мы вдвоем. Мужчина все еще сидел на мне, глядя пустым взглядом куда-то перед собой, а его яркая кровь заливала мою одежду. Мне всегда казалось, что кровь имеет цвет вина - густого и темного - как та, что залила всю мою руку, но с едва заметной раны на шее незнакомца текло что-то яркое, что несло саму жизнь. Когда он завалился набок, я освободила из-под него свои ноги и не без усилий встала. Несколько минут я смотрела, как умирает тот, кто едва не отправил на тот свет меня саму, и не чувствовала ничего, кроме боли в руке, сожаления, что такое случилось и любопытства, когда же он перестанет дышать. Он перестал дышать совсем скоро, еще до того, как паника и обида накатились на меня. Забыв о яблоках, трупе и остальных наркоманах, в слезах, в своей и в чужой крови, я побрела домой. Я упала в обморок три раза до того, как сумела вытащить нож из своей кисти. До самого утра я поливала рану всевозможными шипучими и жгучими, вряд ли еще пригодными жидкостями с аптечек и навзрыд плакала от боли и беспомощности. Та ночь и та смерть родили новую меня...