- Мы не верим ни единому твоему слову о выживании в Припяти. Возможно, ты обкурилась или обкололась какой-то заразой и представила себя героиней какого-нибудь комикса - мне все равно. Ты откровенно врешь, держа нас всех за дураков. Но Мария и Николай Лановые действительно были в списках эвакуированных. Как был и факт рождения у них Эмилии Лановой, которой сейчас должен идти двадцать первый год жизни. Те двое бедолаг, пожалуй, спились или радиация таки настигла их, потому что по телефону они подтвердили, что имели дочь, но не смогли сказать, куда она делась. Понимаешь? Спрашиваю: "Почему Вы оставили ребенка в городе?", А они мне: "Эмилия должна была быть там. Так будет лучше". Их уже везут сюда. Сказали, что забрали с собой из Припяти все документы, включая свидетельство о рождении ребенка. Если они его привезут - мы сделаем вид, будто поверили в твои небылицы, а ты, возможно, даже станешь звездой статьи в какой-то паршивой газетенке. Если же они солгали и приедут без документа, твоей истории конец. Сядешь через месяц-другой и, дай Бог, никогда не выйдешь.
Белый страшно нервничал, щёлкая пальцами и стуча ручкой по столу и ботинком по полу, вытирал мокрый лоб и пытался навести порядок в своих светлых волосах. Запугивание Лысого, похоже, больше действовали на него, чем на меня. Мои родители едут сюда. Возможно, я увижу, как им рассветет в головах, когда они узнают свою брошенную дочь.
- Ладно. Но подождем молча. Вы немного утомили меня, - тихим голосом попросила я. Стражи порядка немного возмущенно, но без возражений откинулись каждый на спинку своего стула.
На улице темнело, когда в дверь комнаты постучали. Белый снова защелкал пальцами, а Лысый обрадовался, что сегодняшняя история все-таки получат какой-то финал. Он радостно вскочил, несколько секунд, будто гипнотизируя, посмотрел мне в глаза и резким движением открыл дверь. В сопровождении какого-то юноши в форме зашли мои родители. Мы уставились взглядами друг в друга, ища знакомые черты. Мать упала на колени там, где стояла, залившись глухим рыданием, а отец бросился ко мне. Я рефлекторно отпрыгнула назад, но его крепкие объятия догнали меня. Они узнали меня... Маме помогли подняться. Робко ступая, как по минному полю, она прошла несколько шагов, не сводя с меня глаз. Мое лицо чуть выглядывало из-за отцовского плеча, и мама взяла его своими теплыми ладонями и поцеловала в каждую щеку.
- Моя маленькая Эмилия... - еле произнесла она, сдерживая эмоции и слезы.
Я всегда думала, что не смогу простить им предательство. Но сейчас они были здесь, в облезлой комнате, полной темноты и пренебрежительных людей, и любили меня, как никогда раньше.
Отец выпустил меня из своих объятий и молча положил на стол какую-то бумажку. Когда двое моих новых знакомых ознакомились с ней и сфотографировали на старый аппарат, он забрал документ и положил обратно в карман.
- Мы пойдем, - осторожно, но твердо произнес отец и повел нас с мамой к выходу.
Никто не стал нам на пути, только Лысый качал головой из стороны в сторону, давая мне понять, что я его не убедила.
Мы долго шли киевскими улицами, держась за руки и не сказав ни слова. Это было чем-то новым для нас всех.
- Не выпить ли нам кофе с молоком в каком-нибудь приятном месте? - разрезал тишину вопрос отца.
Мое счастье давно похоронило под собой обиду. Обе мои руки касались единственных родных людей, которые дрожали от эмоций.
- Я выпью и черной, лишь бы вы больше никуда не делись...
Глава 10
Далёкий столичный район встретил нас потухшими фонарями и пьяными скандалами. Мы шли среди людей, которые изо всех сил искали в себя животное: веселые компании то тут, то там выкрикивали невнятные слова - и этого было достаточно для веселья. Они провожали презрительным взглядом каждого, кто имел твердую походку. Спиртное грело их изнутри, а хохот "сообщников" - снаружи. Они казались единым организмом, который питается алкоголем и пограничными эмоциями. Они расшатывали себя и улицу, чтоб войти в резонанс с миром.
- Праздник, - смущенно сказала мама.
- Деструкция, - подтвердила я.
Под светом одиноких фонарей мы дошли до девятиэтажки, в которой горели уже почти все окна. Одно из темных должно было прятать мой новый дом. Я уже видела ту уютную квартирку, где мама варила карамель. Я до сих пор чувствовала сладкий запах, стоя на пороге новой жизни. Никто не решался снять верхнюю одежду и обувь, боясь настаивать на непринужденности, поэтому я сделала это первой. Родители также разулись и повесили пальто в высокий шкаф. Пока я не спеша рассматривала содержимое большого книжного шкафа, мы с родителями переговаривались какими-то обычными фразами, будто я вернулась из лагеря или из отпуска, а дома только то и изменилось, что успели переставить мебель. Кто-то должен был начать разговор.