Широкие киевские бульвары менялись узкими улицами, красивые машины подпирали блестящими бамперами больные маршрутки, которые чихали на них черным дымом; высоченные девушки и низкие женщины одинаково нежно прижимали к себе маленькие сумочки и огромные сумки, и только мужская походка честно определяла хозяев и рабов обстоятельств. Неоднородный город слишком вульгарно держал баланс - поразительная бедность и показное богатство двумя крайностями прыгали каждое на своей стороне качели. Им обоим были здесь рады. Каждый изо всех сил гнул под себя общую реальность, в итоге все равно получая то, чему больше всего противился. Большой город идеально, словно чечетку, отбивал свой ритм: я ускоряла шаг, чтобы не упасть в толпе и минутами покорно стояла на перекрестках, чтобы дождаться зеленого на светофоре; тревога куда-то не успеть преодолевала меня каждый раз, когда очередной добросовестный работник отчаянно догонял свой автобус. Система хотела меня, и какая-то часть меня нуждалась в системе. Озабоченные люди находили время, чтобы бросить на меня недоверчивый взгляд: у меня не было ни единой ноши, и это, пожалуй, было непростительно для города хаоса и проблем. Я должна была нести свой крест в милой сумочке: его бы припорошили рассыпанная пудра и наспех дописанные проблемы из кожаного органайзера; если все бы пошло как надо - ни взгляд, ни мысли никогда не вцепились бы в него. Но я была пуста. Запахи тонкими змеями вползали в легкие, тая там, а звуки танцевали на тонких стенках желудка... Я и была этим городом. Я была каждым из тех, кто толкал меня плечом в толпе, каждым из тех, кто утром молился деньгам, а вечером - Богу, каждым из тех, кто, будучи человеком, чувствовал себя рабом и каждым из тех, кто считал себя хозяином мира, будучи слугой своих желаний. Я заполняла собой все пространство до самого горизонта. Удивительно, но в городе его край был так близко - за углом дома.
Несколько часов безумного танца с людьми и машинами утомили меня. То, что сначала осторожно и без сопротивления трогало часть меня, теперь желало полностью обладать мною. Ритм был живым существом и требовал на обед всю мою энергию. Я плелась, держась в стороне, прижимаясь к самым домам. Их тела были холодными, они не интересовались мной, и я вжималась в них все сильнее. Толпа больше не несла меня, и я наслаждалась диссонансом скоростей. Моя кожа улавливала вибрации трамваев, которые грохотали на соседней улице, самолетов, которые отрезали от неба каждый свой кусок и... эти голоса за стеной? Кирпичная глыба, толщиной в полметра и высотой в целых тридцать, пульсировала десятками голосов. Вот двое из них выясняют, кто забыл выключить утюг; вот пятеро веселятся, разговаривая одновременно, громко и ни о чем; вот вздыхает кто-то сильный и басом кричит кто-то слабый; плачет от скуки малыш, вслух декламирует Байрона школьница и посылает его к черту; говорит, что уже полгода каждый день ждет в гости чья-то старая мать. Я слышу их! Я слышу каждого из тех, кто сейчас в этом сером доме! Стоит лишь сосредоточиться - и выбранный голос звучит прямо в моих ушах, не приглушенный улицей или высотой пятого этажа! Я слышу...
Когда голоса вдруг оборвались, я пришла в себя, обнимая холодную стену дома, и очутилась под пристальным взглядом мрачной женщины лет пятидесяти. Ее пренебрежительный взгляд выбивался из-под больших очков и впивался мне в горло.
- Наркоманка что ли? - высокий скрипучий голос отвесил мне пощечину.
О, в этом городе не привыкли к церемониям.
- Нет, - я подумала, что этот ответ вполне исчерпывающий.
- Почему трешься под моими окнами? Вынюхиваешь, есть или кто дома? Обчистить мою квартиру хочешь? Где твои дружки? Зови их! Я вам расскажу, сколько лет я зарабатывала на тот телевизор! - женщина уже не по-человечески визжала. Удивительно, как люди, которые весь день бежали, словно ужаленные и не заметили бы даже гвоздей, падающих с неба, вдруг образовали круг поддержки вокруг меня и громкой жительницы первого этажа. Они бросали недоверчивые взгляды, и, кажется, были готовы стоять здесь, пока или я, или женщина в очках не упадет замертво после изнурительного боя.
- Вызывайте полицию! - советовал кто-то из толпы.
«Не надо полицию, там мое происхождение под большим вопросом» - мысленно взмолилась я, но "зрители" видели только мою искривленную гримасу.
- Ты бы сказала хоть что-то, а то только фокусы здесь показываешь.
Точно, фокусы!
- Уважаемые господа! Хорошо, что вы сами здесь собрались. Я здесь, потому что меня сюда позвали высшие силы. Они говорят, что этот дом сглазили, и с тех пор жители не знают покоя!