От неожиданности и странных сравнений я все еще стояла молча, не находя слов для этого лжеца.
- Не бойся, я не скажу им, что ты настоящий алхимик, а не фокусница. Ты и сама еще не поняла, правда?
Он действительно ждал ответа, поэтому я собралась с духом.
- Послушайте, я не знаю Вас, и Вы, очевидно, никогда не приходили на это место, когда здесь была я. Макушка самого высокого моего зрителя едва достигает Вашего плеча, поэтому я не забыла бы Вас. А Вашего Иешуа я совсем не знаю...
- Ты - новый Иешуа, - рассмеялся мужчина. - Та, кто несет знания и та, кого распнут без семи две тысячи лет спустя. Та, которую будут мучить, чтобы добраться до истины и чтобы навсегда ее похоронить. Ты та, чьи чудеса будут перевирать на большем количестве страниц, чем кто-либо может прочитать. Ты - та, кто предупредит и та, которую не услышат, ты посланник и изгнанник. Когда пожелтеет небо и когда стадами пойдут собаки с хоботами, люди без ногтей и волос убьют тебя. И придет новая эра. Но сегодня порадуй меня каким-то чудом, - он уже шептал, но в моих ушах, заглушив столичную утреннюю истерику, звенел его голос. Крутнувшись, человек в красном плаще каким-то чудом оказался за спинами людей, которые неизвестно когда успели обступить меня полукругом. Он был на голову выше самого высокого из них, а его лысину, кажется, обжигал холодный воздух. Я попыталась рассмотреть между силуэтов, есть ли ногти на его руках, но он не вынимал их из карманов пальто.
- Простите, но мне нехорошо. Увидимся завтра, - каждый звук давался мне с болью в горле. Моя верная публика и дьявольский гость не успели даже возмутиться, прежде чем я уже тонула в суматохе ближайшей станции метро. Я смогла забежать в вагон и приклониться к металлической трубе, прежде чем почувствовала, как сознание покидает меня.
Океанские волны разбивались о скалистый высокий берег, прикасаясь ко мне шумом, соленым запахом и деликатными, почти озерными, волнами. Солнечные лучи стеной отражались от водной глади, делая ее серебристой. Мой взгляд упирался в горизонт, а мое тело опиралось мощному ветру. Без сомнения, я стояла на португальской земле. Вдруг мне подумалось, что европейская цивилизация, способная подчинить себе эпидемии, революции, открытия и тайны, не в состоянии обуздать стихию, которая на тысячи километров, до самой Америки, была самой старшей хозяйкой на этой планете. Я вернулась на место, которое успокаивало мои мысли еще в детстве. Если бы я стояла здесь вся, вместе со своим непослушным телом, то промерзла бы насквозь, но сейчас ветра, словно горячим феном, грели мою душу. Какие-то далекие крики выхватили меня из самой настоящей из всех возможных реальности.
Надо мной снова, как и десять минут назад, полукругом собрались люди, большая часть из которых хотела только посмотреть. Кто-то поливал водой мое бледное лицо, а кто-то - вслух требовал прямо сейчас доставить сюда врача. Не приходя, как следует, в себя, я снова потеряла сознание, но не попала никуда, кроме самой черной темноты. Когда я не без труда снова открыла глаза, увидела, как с улыбкой на лице меня бьет по щекам какой-то мальчишка. Чего он смеется? Взгляд бегал по темным силуэтам, металлически-серебряным трубам, желтоватым стенам вагона, огням, что мигали за окном и снова остановился на светлом лице надо мной. Я знаю его!
- Ты, наверное, не планировала больше меня видеть? - сказал тихо, наклонившись над ухом, Сава. - Сейчас поведу тебя пить сладкий чай.
Этого было явно много как на одно утро, и я в третий раз провалилась в небытие, словно в мягкую постель.
Похоже, Сава вынес меня из толпы на руках.
- Прости, я не мог положить тебя на эту грязную скамейку, - я пришла в себя на его коленях! Он сидел на лавке, опершись спиной на бетонную стену, и ласково похлопывал по моему лицу. А я, как какое-то малое дитя или расстроенная девочка то ли сидела, то ли лежала в его объятиях. Мимо с ревом проносились поезда, и на нас недоверчиво поглядывали люди. Я поспешила вскочить на ноги, но Сава остановил меня.
- Если ты потеряешь сознание четвертый раз, я буду вынужден вызвать скорую помощь. Хочешь полежать несколько минут здесь или несколько дней в больничной палате?
Кажется, у меня было немного времени, чтобы успокоиться. Было ясно, что Сава не ждал разговоров и объяснений от меня, и я, выдохнув растерянность и страх, прижалась к своему спасителю. Хорошо, что волосы, растрепанные падением, закрывали мое бледное лицо.
После нашей встречи в Припяти я еще некоторое время вспоминала о нем. Мне нравилось то странное волнение и таинственный силуэт в мыслях перед сном. Но уже через месяц воспоминания и ощущения притупились, и все пошло, как и до того дня. Бывало, я невольно улыбалась, когда с крыши семнадцятиэтажки видела группы экстремалов, которые блуждали в поисках адреналина, опасных сувениров или новых знаний. Я даже прикидывала, кто из них может быть Савой, но никогда не находила идеального варианта. А тут он нашелся сам... Самого удивительного утра в моей жизни... Тогда, когда был очень нужным и... очень теплым. Его большая рука, которая закрывала мое лицо от вихря воздуха, который поднимали подземные поезда, пульсировала нежностью так сильно, что даже немного колола щеку.