- Ты, главное, не жалей об этом, - я успокаивала его, как могла. - Ты - самый смелый мужчина в моей жизни.
- Мужчина в твоей жизни... - тихо, но уверенно повторил Сава. Я улыбнулась ему так беззаботно, как только умела, и попросила делать акцент именно на "смелом". В Савиных глазах промчались хитрые огоньки, а в моих коленях - предательская дрожь. Двое смущенных людей шли холодной суетливой улицей, держась за руки и пряча друг от друга стыдливый румянец на щеках.
- Как ты себя чувствуешь сегодня? - поинтересовался Сава, и его голос вдруг приобрел привычное звучание.
- Немного неловко, - честно ответила я.
- Я о другом, - Сава таки добивался своего.
- Это был просто плохой день! Первый и последний раз... Я благодарна, что ты помог мне. Возможно, по-другому мы бы никогда и не встретились... - я сделала паузу и убедилась, что Сава верит мне. - Но было бы хорошо забыть об этом. Ведь какой девушке будет приятно вспоминать, как она падала на грязный пол вагона метро перед симпатичным малознакомым парнем?
Я попыталась весело рассмеяться, но вспомнила тот странный утро, того странного высокого человека и его слова. Холод лавиной прошел по моей спине и сковал лицо. Хорошо, что Сава как раз пропускал меня вперед по узкому коридору между величественным зданием и мелкими людьми и не заметил ужаса в моих глазах. Он весело хмыкнул и согласился больше не смущать меня.
- На следующей неделе я еду в Припять, - вдруг выпалил Сава, когда мы остановились на Крещатике.
Мое сердце давно так не билось.
- Я хотел спросить, не захочешь ли ты поехать со мной. Мне придется взять некоторые пробы, но это недолго. Остальное время мы сможем спокойно рассматриваться вокруг и...разговаривать...
Сава отводил взгляд в сторону и ждал отказа.
- Я с радостью, - я без промедления согласилась. Я успела соскучиться по своему персональному городу. Иногда он снился мне, но во сне все было другим - цвета, запахи, настроение... Я соскучилась по своей квартире, в которой меня воспитывали инопланетные существа. Я хотела смело пройти теми тропами, по которым бежала от опасностей места, где нет ни правил, ни совести.
- Тогда я позабочусь о формальностях, - Сава облегченно выдохнул.
- И о тех невероятных бутербродах тоже позаботься! - добавила я, радуясь не меньше его. - Спасибо, что провел. Это было необычное утро.
- Удивительное утро, - сказал Сава, поцеловал мою руку и скрылся за спинами городских слуг.
Ровно через семь дней мы, касаясь плечами и легкими темами, сидели в автобусе, который вез адреналиновых ловцов в зону отчуждения. Люди поразительно отличались друг от друга: кто-то говорил на английском и лишь изредка позволял себе бросить в окно испуганный взгляд; кто-то громко кричал на русском, наливал что-то коричневое в пластмассовый стаканчик и напоминал скорее дальнего родственника свадебной пары, что едет на праздник; некоторых слишком выдавала жестикуляция, очки на носу и расчеты на коленях - именно их разговоры изредка подслушивал Сава, вжавшись в кресло и повернув одно ухо к соседям сзади. Руководитель группы время от времени прерывал тихие и громкие разговоры рассказом о Чернобыльской катастрофе и ее последствиях. Скоро мы прибыли в городок, который сравняли с землей, оставив как символ горя только детсад, в котором истерически ревели дозиметры; слева, вцепившись в землю корнями, стоял бурый лес - красные голые деревья, словно выкованные из металла и заржавевшие от дождя, были первыми воинами, принявшие на себя радиационный циклон - они поглотили невидимого врага - и в ту же секунду умерли. Отчаянный крик дозиметров волновал тех, кто впервые ступил на самую опасную территорию на всей планете. В их глазах был страх и сомнение, они следили, чтобы ступать ровно в след гиду, уклонялись от ветвей молодых деревьев и спешили вернуться в надежный, по их мнению, автобус. Я украдкой касалась земли, которая пульсировала моей жизнью и чужой смертью - я родилась и выжила на ней. Она кормила меня своими плодами, а я взамен никогда не подозревала ее в коварстве. Возможно, радиацию нейтрализовала та смешная треугольная таблетка, которую небы вскармливали мне каждое утро, но я хотела верить, что сумела договориться с зоной о неприкосновенности. Сава осторожно указывал мне на радиационные пятна на почве и рассказывал о неоднородности потока, идущего из разрушенного реактора, о свойствах самой радиации и даже о тех, кто не верит в нее.