Сава отчаянно тараторил какие-то имена и цифры, изредка проверяя на остроту мой слух и внимание. Только половину из всего он говорил для себя. Остальные предназначалась мне - и это было немало. Была какая-то извращенная романтика в прогулке двух, наверное, влюбленных людей по городу отчаяния. Он шел то слева, то справа от меня, подпрыгивая, как ребенок, попеременно от восторга и негодования. Его историям о трагедии не было конца, но были перерывы на снятие проб из почвы, воды, коры, листьев и поздних плодов яблонь. "Это все расскажет нам, как ведет себя радиация в открытом пространстве, в реальных условиях! Как самоочищается природа! Как и когда сюда смогут вернуться люди... Беспрецедентный, беспрецедентный случай произошел как раз при нашей жизни! И мы должны все понять! И сказать всем"- я слышала характерный надрыв в голосе фанатика своего дела.
Дома неровными рядами стояли, как новые, хотя дороги и тропы давно заросли травой и мхом. Высокие стены чьих-то домов могли быть вымощены вчера, но я знала, что они добывают второй десяток без тепла, ухода и вечерних разговоров. Стекла блестели чистотой на холодном солнце, словно какая-то вечно уставшая хозяйка лет пятидесяти натерла их всех к празднику. Метрах в десяти от нас широкую дорогу спокойно переходила лиса, принюхиваясь и проверяя безопасность пути. В кустах постоянно что-то суетилось, как неумелый охотник в засаде.
- Наверное, собаки ищут себе что-то на ланч, - как-то горько улыбнулся Сава.
Мои верные друзья... Когда они по одному переставали ко мне приходить, я даже не знала, где искать их тела, чтобы похоронить. День, когда в поисках каких-то плодов я натыкалась на выгоревшую шерсть и высохшие кости, становился для меня траурным. Я оставалась без тех, кто покидал меня только для спокойной смерти.
- Почему, зачем ты приехала сюда впервые? - спросил Сава, вовремя прервав мою ностальгию.
Что я должна сказать ему? Правду - и быть сумасшедшей сказочницей, что хочет внимания и дурной славы? Ложь - и остаться наедине со своими историями, что сводят меня с ума? Может, этот парень - мой единственный шанс услышать ответ на вечный вопрос: "Что это, черт подери, было и почему до сих пор ходит за мной по пятам?" Возможно, мы бы сели и спокойненько обсудили все, как планы на отпуск и пришли бы к выводу, что всякое бывает, так и черт с ним? Может быть, Сава послушал бы мои рассказы и сказал что-то типа: "Нашла чем хвастаться! Всех детей на свете берут на воспитание лысые высокие мужчины, потому что дети такие капризные и надоедливые, что родителям эта миссия не под силу. Вот и меня воспитывали небы" - и я бы приняла этот факт, как существование Карлсона или Мэри Поппинс. Может быть, он бы посмотрел мне в глаза и сказал, что всегда верил в квантовые теории, жизнь на других планетах, путешествия во времени и нестабильность материи, но не находил доказательств, а теперь нашел и обожает меня за это? Боже, он рассмеется мне в лицо и снисходительно погладит по голове, словно маленького котенка или старого родственника! Надо молчать... Надо сказать...
- Я родилась здесь, - выпалила я, не оставив себе пути для побега.
Его глаза стали вдвое шире, а рот застыл в каком-то из непроизнесенных слов.
- Ты родилась здесь? - переспросил Сава и продолжил: - Это впечатляет! Действительно впечатляет! Я и не догадывался... Тогда, когда мы встретились впервые, ты приехала в свой дом, - он не спрашивал, а утверждал. У людей есть удивительная склонность - додумывать, имея возможность спросить.
- Собственно, мы и сейчас пришли к моему дому, - сказала я, остановившись ровно напротив своей пятиэтажки. - Вот те окна на втором этаже, - указала я пальцем и почувствовала, как что-то стало поперек горла, - это моя спальня. Мне было четыре, когда взорвался реактор, и...
- И вас эвакуировали, - спасая меня от глухих рыданий, договорил единственно возможную версию Сава. Он немного поколебался, прежде чем подойти ко мне и крепко обнять. Он всегда носил с собой покой... Сава прижал меня к себе, как давнюю подругу или младшую сестру, и я почувствовала, как он воткнулся носом в мою макушку, пожалуй, ища запах именно своей женщины. Он еще не знает, что я верю в любовь только как в чистую химию, как в удобный договор или как в разновидность зависимости. Он еще не знает, что я искала, но не нашла ни одного вечного чувства, на которое способны люди. Он еще не знает, может ли принять меня такой, а я еще не знаю, где его намерение, а где - моя фантазия.
Сава отделил одно от другого поцелуем - таким легким, неожиданным и сладким, что я чуть не вскрикнула: "Вот это да!" Он не требовал ответа и не затягивал момент, взял меня за руку и сказал: