- Какая же ты сука, как ты сука, - растягивая "у" и свое достоинство, шипела блондинке на ухо ее соседка. Она была худой и сгорбленной, но не от болезни, а от бремени своей злобы. Они были сверстницами - рожденными в одной стране, в одной бедности, в одних правилах и, выброшенные в океан непривычной свободы, поплыли в разные стороны - одна к берегу, а другая на дно. "Мой капитан» - кричала первая каждому, кто маячил на горизонте! "Плевал он на тебя" - кричала ей друга, тратя последние силы и выдохи.
- Ты берешь всех своими загребущими руками, своими лживыми глазами, своими сладкими словами, своей искусственной грудью... Стерва... Мать не научила тебя, как должны одеваться приличные женщины, или она была такой же дрянью, как и ты? Она так же, словно гнойная муха, липла к чужим мужчинам, один за другим выхватывая их из семей? Каждого из моих мужчин... Я любила их, а они шли, бежали, убегали к таким, как ты - к тем, кто не умеет ни любить, ни заботиться. Им нужны были твои льстивые комплименты, а не мои бытовые просьбы. Но жизнь - это быт, дорогая! Это не отпуск на Канарах, это не поход в ресторан, это не блестящие камни в ушах, это не романтика под ночным небом, это голый вонючий быт! В нем надо натирать окна и стирать чужое белье, подметать ежечасно и готовить опостылевшие блюда, возиться в грядках и кормить скот, работать от восхода до заката и стыдиться свободной минуты! Работа - признак человека! Быт - признак цивилизации. В нем варятся порядочные люди, от него убегают всякие вертихвостки. Ты не женщина, ты пародия на нее! Разве ты умеешь держать в руках тряпку? Или ты знаешь, когда правильно высаживать картошку? Разве ты не опозоришься, когда будешь зашивать дырку на рваных штанах? За что тебя ценить? За что тебя любить? За что они уходят от меня к тебе? Разве они слепы? Ведьма!!! Ты ведьма... Чертово отродье... Ты должна гореть в огне - широком, высоком и горячем, как моя обида! Придет время! Придет время - и ты испаришься в своей пустоте, а от твоей красоты останется лишь серый пепел. От тебя не останется ничего! Разве что твои грехи... Я буду проклинать тебя, пока буду жить! Я буду позорить тебя, пока буду жить! Я устрою тебе ад! Твой персональный ад...
- Это твой персональный ад, - прошипела уже мне на ухо моя оскорбленная соседка. Она была права. Двенадцать голосов - низких и высоких, двенадцать жизней - коротких и длинных, двенадцать проблем - смешных и страшных, двенадцать страданий - вымышленных и глубоких, двенадцать разочарований - нынешних и будущих, двенадцать желаний - справедливых и больных, двенадцать пар глаз - сознательных и диких - упали на меня вместе. Они весили, как вся гладь океана и звучали, как миллиарды ночных цикад. Они залезали в мои уши и в мой рот, и крутились там гнездом из сотни холодных змей, они кричали так громко, как все колокольни мира в полдень. Звук резал лезвиями мою кожу и сжимал вибрацией мой желудок. Я слушала их по очереди, и была каждым из них. Я чувствовала обиду, глотала ее, словно горсть кислых муравьев, и не знала, будет ли еще что-то сладкое в моей жизни. Я ненавидела то, что имею, и то, чего никогда не будет. Я хотела смерти тем, кто лучше меня и шипела "сдохните" тем, кто хуже меня. Я завидовала завистью каждого из них и болела болезнью каждого из них. Я просила пощады и помощи, я обвиняла в бедах богов и демонов, я была богами и демонами. И когда тишина на миг дарила мне рай, ад во сто крат быстрее смешивал меня с безрассудством и болью в своем по-райски светлом, ничем не закопченном котле.
В момент своей смерти я ожила на холодном полу темной комнаты. Грязная резина сложным узором упиралась мне в щеку, а руки в попытке ухватиться за что-то только комично гладили автомобиль по его гладком бедре.
- Так крепко спать, когда смерть на пороге, может только полная дура. Ни дать ни взять - такая ты и есть, - Стефан нависал надо мной горой. - Вставай! Ты думаешь, я буду напрягать спину, чтобы выбросить тебя еще и отсюда?