Снисходительная улыбка сухой болью легла на потрескавшиеся губы. Солнце в маленьком окне катилось на запад. Неуверенный треск старых дверей сообщил о приходе нового гостя. Он стал на колени перед низкой скрипучей кроватью и положил светлую голову мне на колени. Вот он - мой бог и мой космос.
Он вел меня под руку, держа за талию и поддерживая мой дух. В больничных стен неровным рядом выстроились мои врачи, кормилицы и карательницы. Высокий худой человек стоял без тетради, не зная, куда деть взгляд и руки. Он следил за тем, как неуверенно я перебираю ногами, и с его легкой удовлетворенной улыбки я понимала: ему этого достаточно. Сине-белые стены резали взгляд не меньше сине-белого света за грязно-прозрачными дверями. Двое немного знакомых мужчин, одетых в некрасивые черные куртки, встречали нас конвоем. Черная машина с потрескавшимся кожаным салоном двинулась от больницы в неизвестном направлении. Не поворачивая головы назад, Сава неуверенно вел авто потрескавшимися дорогами. По обе стороны от меня сидели мои старые знакомые - Лысый и Белый - два милиционера, которые едва поверили мне на слово год назад, отпуская на волю странную девушку, задержанную на одном из самых опасных объектов в мире.
- Могла бы я быть более счастливой от нашей встречи, господа? - с улыбкой и полным силы голосом риторически подметила я, спокойно откинувшись на сиденье без изголовья. Кроме меня, не засмеялся никто, и лишь Лысый, сидевший слева, приветливо, хотя и скупо, улыбнулся в ответ.
Авто громко ехало дальше, блуждая широкими улицами с советскими сооружениями с обеих сторон. Отвратительный стиль отвратительной эпохи многотонными глыбами навеки останется здесь, навязчиво рассказывая об оптимизации и коллективизации душ. Он вечно будет свидетельствовать о лжи мировоззрения и пошлости ценностей, о голодном популизме и голом цинизме. Он станет убежищем для кривой массовой идеологии, когда миром уже будет править культ личности. Он, словно нервный петух, будет клевать сверху в темечко каждый раз, когда кто-то осмелится поднять голову и посмотреть, какого же цвета небо на самом деле - до тех пор, когда кто-то не свернет ему шею и не общиплет перья. А к тому времени мимоходом топтаные куры будут считать его своим защитником и хорошим руководителем.
Развлекаясь метафорами, я и не заметила, что мы остановились. Гнетущее молчание должно было обеспокоить меня, но страх во мне кончился в момент знакомства со смертью.
- Нам нужен час. Наедине, - сказал Лысый Саве и тот, бросив на меня взгляд, которого я еще не видела, молча оставил меня с людьми, которых я почти не знала. Я улыбнулась сама себе: игра не закончена, предатели не разоблачены, преступник на свободе. Воля была относительной: двое крепких мужчин - точно так же, как двое мелких подростков - заблокировали все выходы и шансы. Я почти не имела причин их бояться. Походило на то, что это они нашли меня и сняли с распятия. Но куда они дели мой терновый венок?
Когда Сава скрылся в свете кафе на другой стороне улицы, Лысый неумело начал деликатный разговор.