За несколько десятков метров от меня, держа на себе тонны многовекового камня, на голову выше любого прохожего, одетый в длинный яркий плащ, стоял Красный. Он не блуждал взглядом, провожая машины и порывы ветра... Его светлые, почти отсутствующие зрачки впились в мое разгоряченное лицо. Его тонкие губы не шевелились, но я была уверена - он улыбается.
- Когда дойдешь до воды - вспомни Христа. Он спасет тебя, - сказал Красный, не шевеля губами.
- Я должна послушать того, кто желает мне смерти? - так же безмолвно переспросила я.
Красный отвел от меня свои прозрачные глаза и глубоко, с наслаждением вдохнул крепкий холодный ветер. Он не будет отвечать. И больше не будет смотреть... И, возможно, я - вовсе не его цель - ни моя жизнь, ни моя смерть, а лишь глупое дитя, которое пытается обнять пламя. Красный остался стоять, а я, осторожно минуя его, побежала Крещатиком - неспешно и спокойно, прикидываясь начинающим бегуном. Хорошо, что Лысый со своим коллегой купили для меня скромный синтетический спортивный костюм, легкую куртку и простенькие тонкие кроссовки. Мимо мчались машины с сиренами, и прохожие с интересом угадывали, какую же дрянь ловят в этот раз. Я не спеша сняла с себя яркую голубую куртку и отдала молодому бродяге, что как раз копался в мусоре. Он крикнул какую-то пошлую благодарность мне в спину и добавил: "Тебя спасет Христос". Быстро взглянув через плечо, я увидела, как он какое-то мгновение стоял неподвижно, вглядываясь в небо, а затем, встрепенувшись, продолжил свои хлопотные дела. Из-за угла послышались возгласы. Измученным голосом, прерывая слова короткими отчаянными вдохами, Лысый приказывал мне остановиться. Люди начали оглядываться вокруг и сторониться меня.
- Украла что-то или как? - риторически спросил подозрительный мужчина лет сорока.
- Мужу изменила, да? - сочувственно предположила легкомысленная женщина лет тридцати.
- Наркоту впаривала, пра? - с надеждой крикнул веселый парень лет двадцати.
- Остановите ее! Остановите кто-нибудь, - кричала, сидя на скамейке, чья-то добрая бабушка.
- Беги! Беги, детка, - кричал, сидя на скамейке, чей-то злой дед.
Столица ожила. Каждый почувствовал себя причастным к чему-то важному. Каждый был свидетелем чего-то необычного и предвкушал экстаз от своей дозы адреналина. Мой - толкал меня вперед. За спиной трясли землю уже пять пар мужских ног - подмога пришла быстро. Где-то далеко снова завыла сирена. Она догоняла меня, пугая пронзительным настойчивым звуком. Похоже, меня гнали в какой импровизированный угол. Крещатик расходился несколькими путями. Несколько раз перебежав дорогу под визг автомобильных гудков и скрежет тормозов, я побежала дальше Владимирским спуском. Длинная улица вместе со мной бежала вниз, изгибаясь под чьими-то рук. Справа тихой широкой гущей разлился Днепр, от которого меня отделяли низкие парапеты и высокие деревья. Погоня давила в спину долгими годами несправедливого заключения. Несвобода пугала меня больше смерти.
Вдруг вокруг стало так тихо, как бывает только в глубоком старом колодце. Цвета сгущались и растекались воздухом, словно краски в невесомости. Капли зеленой хвои и темной коры плавали вокруг меня, а под ногами холодной лавой текли мягкие ватные камни. Пение одиноких поздних птиц стало низким и протяжным - словно играл контрабас или кричал один из древних динозавров. Каждое облако разделилось на тысячи себе подобных, и уже целая армия небесных воинов плыла над головой на восток и на запад, на север и на юг одновременно, закручивая небо в четыре длинных рукава. Темная вода за деревьями стала пористой, словно океанский риф, а сами деревья мягко двигали стволами из стороны в сторону, словно робкая девочка - бедрами под мягкую музыку. Синими венами под асфальтом светились длинные и крепкие корни, в которых пульсировала жизнь. Я боялась, что за мгновение все исчезнет, но я и дальше бежала мягким тротуаром, ловя облака, воздух и деревья руками. Когда справа появилась полупрозрачная серая груда, я узнала в ней столичный речной вокзал. Он дрожал, словно желе на тарелке, а его окна и двери, странно деформируясь, танцевали ему в такт. Сразу за домом, на разветвлении улиц, такие же прозрачные и шаткие автомобили перекрыли мне путь. Возле них суетились призраки - белые густые тени - и, размахивая руками, похоже, командовали мне остановиться. Мы словно были в разных измерениях, совсем соседних, но разных. Хотя, кажется, моя погоня видела меня вполне отчетливо. Белые тени достали темные предметы и направили в меня. Они будут стрелять в меня? Они попадут в меня? Я не могла рисковать и резко нырнула в никем не защищенные двери вокзала. Внутри было просторно и пусто, и только одинокие белые тени боязливо прижимались спинами к мерцающим стенам. Под высоченным потолком плавали капли голубой и золотой красок, а мозаики, словно в сказке, жили своей жизнью: чайки, едва взмахивая крыльями, летали между неуклюжих голых керамических людей. Призраки с улицы зашли в помещение, не замечая странных метаморфоз: в их мире все оставалось привычным. Они стали на входе, направляя в меня продолговатые темные пятна. Надолго ли им хватит выдержки? Далеко ли мне до смерти? Близко ли мне к свободе?