- Почему я всегда пробиваюсь к тебе сквозь густые серые проблемы? - спросил Сава и улыбнулся, чтобы смягчить болезненный вопрос. Олекса шел на расстоянии пяти метров позади, держась единственной рукой за сердце, и позволил нам перемолвиться чем-то личным.
- Ты не должен, - ответила я виновато.
- Я хочу! - Сава крепче сжал мою руку и требовательно взглянул в глаза.
- Тогда у тебя должны быть крепкие ноги и нервы, - предупредила я Саву, и он рассмеялся в знак понимания и согласия. - Ты должен привыкнуть, что я не буду отвечать на сотни твоих вопросов - потому что сама не имею ответов. Ты должен быть готовым к долгим разговорам и к долгим молчанкам. Ты должен понимать, что до самой смерти меня кто-то будет искать... Наверное, нам придется много бегать по вечерам и всегда платить наличными! Тебе придется смириться с неустойчивостью мира вокруг меня и с тысячей тайн, которых я никогда не расскажу тебе - если ты решился быть со мной. И я не знаю, есть ли у меня внутренний ресурс на то, чтобы когда-нибудь тебя за все это отблагодарить...
Сава остановился, взял мое лицо в ладони и вдохновенно, как молитву, сказал:
- Я забуду все, что ты скажешь. Я буду помнить все, что ты попросишь. Я сделаю все, что ты захочешь, и никогда не попрошу у тебя большего, чем быть рядом.
- Как мы спрячемся? Милиция будет следить за тобой. Она придет к тебе и найдет нас обоих. Ты не можешь оставить свою жизнь, а моя - с дырявой крышей и проваленным полом, - страх и обида подступили мне к горлу. Мой единственный шанс убегал сквозь сомнение и обстоятельства... Кажется, не я познавал мир, а он разрушал меня.
- Ты же видишь - я здесь, нашел тебя - а милиции и следа нет. Они не очень умные и не такие уж и ловкие. Но после того, как ты... - Сава запнулся и нервно перебирал в голове слова. - После того, как ты...перешла через Днепр, ты стала популярным персонажем. Журналисты спорят о реальности того, что произошло, и берут разом комментарии в циркачей, священников и пиарщиков. Половина города готовится к судному дню, скупая свечи и консервы, а другая убеждена, что скоро какая-нибудь обувная компания признает это промо-акцией своей новой зимней линейки. Первые требуют тебя найти и убить, а другие требуют тебя найти и прославить. Я надеялся, что тебя не идентифицируют, потому снимали издалека и со спины... Но кто-то из свидетелей узнал в тебе фокусницу из Крещатика, и журналисты тут же раздобыли твои фото с окружающих камер. Теперь тебя знают и ищут все...
Мне перехватило дыхание, и я почувствовала, как подкашиваются ноги.
- Но я нашел тебя первым! И защищу тебя... Ты нужна мне!
Я обняла его нежно и крепко, выпивая его запах, силу и уверенность. Олекса громко закашлял, прочищая горло и развеивая неудобный затянутый момент.
"Теперь все будет хорошо" - подумала я, когда за деревьями показалась низкая хижина. Клим упорно колол дрова и за треском сухой древесины не сразу услышал мое громкое радостное приветствие.
- Эй! - попыталась я вместить возглас между сильными ударами топора.
Клим повернул голову и застыл со странной гримасой на лице. Испуг скривил лицо сильного и битого жизнью охотника. Он жестом показал остановиться. Все трое стали, как вкопанные.
- Это... Это Сава! Он мой... Он мой друг. А это - Олекса... Он Савин коллега и... - Клим не дал мне договорить и пальцем подозвал меня к себе.
Я прошла долгих двадцать метров, думая о природе Климовой тревоги.
Когда я стала напротив него, то увидела, как пульсируют вены на его шее и висках.
- Я ... - робко начала я, но Клим снова остановил меня, грубо и противно харкнув на землю прямо перед моими ногами.
- Ты привела чужаков на мою землю, - прошипел он, а в его глазах пренебрежение изменялось болью.
- Они шли в эту сторону, - попыталась объяснить я, но, похоже, ни одно мое слово не имело значения.
- Они могли бы обойти вокруг земли, а сюда не дошли бы! - тихо, но твердо говорил Клим, не сводя с мужчин за моей спиной пристального пренебрежительного взгляда. Он крепко сжал топор в руке, будто готовясь к ожесточенному поединку. Вечный воин на вечной войне...
- Прости... Они ненадолго. Мы ненадолго... - сказала я и поймала в его взгляде одновременно недоверие и облегчение. - Тот парень, - кивнула я за левое плечо - туда, где стоял Сава, - мое единственное спасение. Он принимает меня, хоть и не все понимает. Он любит меня, если я правильно понимаю любовь, - на мгновение смутилась я. - Ты пришел в мою жизнь, когда я уже ничего от нее не ожидала. Ты дал мне пищу, дом и надежду. И знание того, что я - не самая большая чудачка в этом мире, - засмеялась я и получила едва заметную улыбку в ответ. Крепкий, сотню раз калеченный и тысячу раз не сломленный мужчина, напоминающий военного офицера и буддистского монаха одновременно, вытер большой рукой слезу со своего слепого глаза, будто он - единственное свидетельство его уязвимости. - А теперь я должна идти... - продолжила я. - Не от тебя, а в вечный поиск, который, надеюсь, закончится раньше жизни. Что-то важное и неизвестное стучит в мое сознание даже здесь. Оно сжигает меня и развеивает пепел над водой. Оно предупреждает о чем-то или чего-то требует. Кажется, оно хочет, чтобы я всем показалась или насовсем исчезла. И я не знаю, должна ли что-то кому-то, кроме себя... Мне дали знания и силу, забрав взамен жизнь и покой. И эта энергия ежедневно бушует во мне, опуская меня от древнего алхимика к современному выродку и наоборот. Я захлебываюсь этой неупорядоченной метафизической рвотой и глохну от этого навязчивого механического гула. И если бы я когда-нибудь имела хотя бы одну любящую душу, которая может слышать и понимать, искать и находить, решаться и творить - то, возможно, не чувствовала бы себя ничтожной ветошью под ногами таинственного мира. Он... - снова кивнула я на Саву, глотая слезы, - он мой единственный ориентир. И я пойду за ним, потому что не знаю куда идти. Он любит меня... Он убережет меня...