Олекса все повторял: "с моего имени, с моего имени, с моего имени" и нервно щелкал пальцами, задавая темп своим извращенным мыслям, и в какой-то момент мне показалось, что его заело, как старую пластинку. Гладкое черное дуло смотрело прямо на меня, и ничто не могло сдвинуть его твердый прицел. Савины глаза стали похожи на замерзшие зимой озера - холодные и стеклянные. Я ходила по ним своим осторожным взглядом и боялась навсегда уйти на дно. Тот, кто был моим единственным маяком в этом мире, погасил свои огни и спокойно ждал, когда я разобьюсь в темноте о скалистый берег. Меня штормило... Меня шатало из стороны в сторону, и я едва сдерживала тошноту. Я не просилась на борт. Я не вижу навигации. Мои паруса порвались, а моторный отсек залит солеными слезами. Матросы разбежались вслед за мышами, забрав с собой спасательные жилеты и веру в людей. Зимняя гроза бросает в меня молнии, лишь изредка промахиваясь: меня испепеляет огнем и гасит дождем. Я умираю, требуя воскресенье и воскресаю, желая смерти...
Олекса быстро ходил поляной, что-то бормоча себе под нос и щелкая пальцами единой руки возле уха. Он чертил широкие круги, и каждое следующее было шире предыдущего. Олекса забыл обо мне, оставив короткое дуло сторожить мою покорность.
- Когда ты предал меня? - тихо спросила я у Савы. Я имела право на ответ, но он не сказал мне ни слова. Дрожал мой голос, но не его руки. Кто-то родной вел меня лесом, перебирая мои пальцы в своей ладони... Кто-то чужой целился в меня холодным взглядом, молчаливым равнодушием и заряженным пистолетом.
- Ради чего? - продолжила я, пока сумасшедший однорукий человек, словно привязан вол, наматывал круги по невидимой оси. - Ради науки? Ты не выучишь меня, я и сама не знаю своей силы. Ради знания? Оно уже сотни раз открыто и лежит ровными рядами на сотнях пыльных страниц...
Я решилась сделать шаг ему навстречу, и почувствовала странную вибрацию под ногами - как будто земля сама была готова нести меня - к смелой гибели или наутек. Вся моя жизнь собралась в короткое кино, в хорошую драму с плохой актрисой, которая не понимает сценария и не вытягивает роль, которая не может уйти и не хочет оставаться. Этот парень напротив был единственным моим суфлером, самым ярким моим софитом - и вдруг замолчал и погас. На мгновение мне стало слишком тихо и слишком темно, а зрители в зале недовольным гулом требовали продолжения. Я больше не хочу жить и умирать для них! Их власть - иллюзия, их любовь - ложь, их предательство - настоящее!
- Ты не просишь прощения, но я прощаю тебя, - подходила я все ближе к Саве, и чувствовала, как вся моя неопределенная распыленная сила стекается отовсюду в большой яркий шар в груди. Я касалась лицом воздуха - и чувствовала его плотность... Я шла и оставляла под своими ногами глубокие вмятины в затвердевшей почве - эти невидимые следы останутся здесь навсегда... Я слышала, как за сотни километров отсюда ревут, взлетая, самолеты. Я слышала, как смеются дети и плачут старики, как стучат металлическими молотками люди с ясными мыслями и деревянными - люди с тяжелым сердцем, как в муках разбиваются об асфальт и рождаются отчаянные, как играют дикую симфонию все скрипки земли, как одинаково молчат все мудрецы земли... Я чувствовала, как невидимое за облаками солнце пытается испепелить мир каждую секунду, как беззвучно пролетают над головой многотонные астероиды, как мелко звенит космическая пыль и глухо, будто дальний поезд, гудят черные дыры... Я слышала, как под землей течет вода и тысячи живых организмов - в ней. Я слышала каждую из десятков хаотичных, отраженных бешеным сердечным ритмом, незавершенных мыслей человека напротив... Он хотел любить меня... Он хотел обладать мной... Он хотел спастись... Хотел остаться... Хотел славы и хотел забвения - бедное потерянное дитя... Я чувствовала, как гудит мой мозг, пытаясь собрать и осознать все свои ощущения... Момент полного отчаяния, предательства и боли стал моментом невозврата. Моя душа упала на самое дно, и только там сбросила со спины камни, которые принимала за крылья. Я уперлась грудью в холодное дуло, которое отделяло меня от Савы. Олекса в своей упорядоченной суете только сейчас заметил неразрешенное странное движение. Он с криком бросился ко мне, но застыл на месте за несколько коротких шагов и только рычал что-то неразборчивое, не в состоянии сделать ни шагу, произнести ни слова. На его больном лице застыло удивление и страх - он выполнял мою волю. Сава дрожал, как промокший пес, а его ледяные до сих пор глаза налились теплыми слезами.