- Сколько скостят, если я ружье сам выдам? - глухо спросил Шкандыбин.
- А вот это уже мужской разговор. Я ж тебе с самого начала предлагал нам сэкономить время, - коротко всхохотнул Жеглов и уверенно закончил: Треть, я думаю, скостят непременно, сам позабочусь!..
Стемнело совсем. За окном, не переставая, моросил мелкий слякотный дождик, в кабинете было холодно, у меня даже ноги замерзли, и, когда я сказал об этом, Жеглов рассмеялся: "Зато летом будет не жарко, с улицы раскаленной сюда вваливаешься, как в рай божий..." Это не слишком меня утешило, но отвлекаться было некогда - вызов следовал за вызовом, телефон звонил непрестанно.
- Я отлучусь ненадолго, - сказал Жеглов, одернул гимнастерку, причесался перед зеркалом, вделанным почему-то во внутреннюю дверцу сейфа, и испарился.
Не успели еще затихнуть его шаги в длинном коридоре, как зазвонил телефон.
Я снял трубку:
- Оперуполномоченный Шарапов слушает. Докладывал дежурный из 37-го отделения:
- Явился к нам тут гражданин один, сам он строитель. Сегодня ремонтировали домишко на Воронцовской и в стене, под штукатуркой, как дранку вырвали, тайник обнаружился, а в нем банка стеклянная... Алло...
- Слушаю, слушаю, - торопливо сказал я.
- Двадцать золотых десяток захоронено, николаевских...
- Ну?..
- Напарник этого гражданина - он же первый банку и вытащил - дал ему пять червонцев и велел помалкивать. А остальное золотишко себе забрал. Какие будут указания?
- А какие указания? - удивился я. - Брать надо этого шкурника с поличным, и все дела...
- Есть! - сказал дежурный и положил трубку. И вот тут-то меня взяло сомнение:
сегодня я уже не раз имел случай убедиться, что некоторые вещи, которые выглядели бесспорными и очевидными, с точки зрения уголовного розыска оказывались не такими уж простыми и требовали решений, вовсе не обязательно вытекавших из житейского опыта. Я еще подумал, что дежурный 37-го отделения не первый, наверное, день в милиции, а счел нужным запросить указаний - значит, дело не представляется ему таким простым, как мне кажется... Я покряхтел немного и набрал номер нашего коммутатора, вызвал тридцать седьмое. Дежурный отозвался немедленно.
- Алло, - сказал я натужно и покашлял. - Это Шарапов из МУРа, насчет золотишка...
- Сей секунд выезжаем, - отрапортовал дежурный.
- А ты погоди, - сказал я. - Тут, может, с кондачка решать не стоит. Я, понимаешь, человек здесь новый...
- Да-а? - радостно удивился дежурный. - Вот и я тоже новый, вторую неделю всего-то и дежурю, таких дел еще не встречалось! И начальства никакого, как на грех, нету...
- Вот и погоди, - степенно сказал я. - А то мы стобой еще наворотим, чего, может, не надо. Я сейчас посоветуюсь, не отходи...
Я положил трубку на стол и пошел в соседний кабинет к Тараскину, который только что вернулся из ресторана "Москва", где две подвыпившие компании схлестнулись между собой в просторном вестибюле. Сейчас он, набычившись, вел душеспасительную беседу с ярко размалеванной девицей, из-за которой весь сыр-бор разгорелся.
Девица безутешно рыдала, а Тараскин строго отчитывал ее:
- Пришла с людьми - веди себя как положено. А то что же получается? Глазки посторонним строишь, можно сказать, авансы раздаешь, вместо того чтобы в свою, значит, тарелку глядеть...
- Тараскин, пошептаться бы, - сказал я. Это словечко - "пошептаться" я услышал от Жеглова, и оно чем-то мне понравилось, потому что шептаться при людях всерьез вроде неловко, а если сказать как бы в шутку - тогда ничего, можно.
- Котова, выйди в коридор на минуту, - сказал Тараскич девице. Та мгновенно перестала рыдать, поднялась, и я с изумлением увидел, что ее нарядное платье располосовано чуть ли не до пояса, а в руках толстая красивая коса, видать, накладная, вырванная из прически в драке.
Я торопливо изложил суть вопроса, и Тараскин, ни на секунду не задумываясь, продекламировал, явно подражая жегловским интонациям:
- Сокровище, то есть клад, сокрытый в земле или в стене, есть единая и неделимая собственность государства. Как таковая подлежит обязательной сдаче органам власти за вычетом вознаграждения нашедшему. Присвоение клада карается по закону.
- Тараскин передохнул и сказал уже обычным своим голосом: - Указание ты, Шарапов, дал правильное, нас - в масштабе МУРа - это происшествие не касается.
Продолжай в том же духе. Эй, Котова, заходи!..
Я закончил разговор с дежурным и вернулся к методическому письму по криминалистике, в котором излагались неотложные действия следователя в случае обнаружения фактов незаконного пользования знаками Красного Креста и Полумесяца.
К тому времени, когда я освоил методику расследования этого преступления, пришел Жеглов - свежевыбритый, благоухающий одеколоном "Кармен", сверкающий белоснежным полотняным подворотничком. Он открыл сейф, снова покрасовался перед засекреченным зеркалом, явно остался собою доволен, поскольку, захлопывая дверцу, запел, сильно фальшивя: "Первым делом, первым делом самолеты... Ну, а девушки? А девушки потом..." Прошелся, скрипя блестящими сапогами, по кабинету, остановился передо мною:
- Ну что, друг ситный? Служим?
- Служим, - невозмутимо сказал я.
- А тем временем у Ляховского "эмку" украли.
- Чего? - спросил я. - Какую "эмку"?
- Обыкновенную. Легковой лимузин "М-1", довоенная цена девять тысяч рублей. Не в том дело...
- А в чем?.. - не понял я.
- А в том, у к о г о украли. Герой, орденоносец, летчик Ляховский знаешь?
- О-о! Я сразу и не сообразил. Как же это получилось?
- Очень просто...
Зазвонил телефон. Дежурный сообщил Жеглову, что на Масловке, около "Динамо", горит одноэтажный дом.
- Деревянный? - переспросил Жеглов. - Сильно горит?
Дежурный подтвердил, что дом деревянный и горит сильно.
- Пока доедем, сгорит, значит, совсем, а? Дежурный подтвердил и это.
- Значитца, так, - сказал Жеглов. - Пока криминала не видно, нам там и делать нечего: пусть занимается доблестная пожарная охрана...
- Да я что, - сказал дежурный. - Я так, к сведению...
- Ну бывай...
Жеглов положил трубку и сказал мечтательно:
- Была у начальства одна мысль толковая - разделить службы, чтобы карманниками один отдел занимался, домушниками - другой, аферистами там, валютчиками - третий, бандитами, вот как наш, - четвертый... Ан нет, всякую мелочь на тебя валят, нет времени про главное подумать...