Собравшись с мыслями, брюнет взял свой плащ для небольшой маскировки и выдвинулся из комнаты, чтобы не заставлять свою сестру ждать. Несомненно, девочке потребуется много времени, чтобы пробежать почти весь замок и добраться до своей башни, но парень почему-то забыл об этом и считал, что уже опаздывает.
Самой терпеливой и безмятежной во всей этой ситуации была Веата. Она сидела в королевских покоях, вышивая какой-то красивый рисунок на специальной ткани. Женщину не привлекала вся суета, происходящее вокруг "семейных" артефактов, которые на самом деле было изъяты у чужих магов, сидящих в темнице. Королева считала, что её муж слишком сильно заигрался в бога и постепенно стал позволять себе то, что даже Джулианас, будучи императором, не разрешил бы себе такое в здравом уме. Златовласая неоднократно пыталась хоть как-то повлиять на мужчину, остановить его действия и постараться максимально ослабить антимагическую политики, но он никогда не слушал свою жену, скидывая все на то, что у неё нет никакого опыта в правлении страной, а сам Зеллак поднял Нальд с колен и помог сделать его самым процветающим городом во всем Гдалене. Девушке оставалось лишь слушать и молча кивать, соглашаясь с такими гордыми и самодовольными словами короля.
Веата не хотела быть причастной к своеобразному расследованию, никак не контактировала со следователями и даже своим мужем, когда тот начинал рассказывать о том, что в очередной раз ничего не выходит и найти редкие предметы никак не получается. Женщина вовсе склонялась к тому, что все пошло так, как и должно было. Какие-то бродячие маги ограбили караван и вернули артефакты, которые по своей сути являются своеобразным наследием, передающимся от одного чародея к другому. По мнению златовласой, волшебники вернули себе лишь то, что и без того являлось их частью. Поэтому она спокойно отнеслась к произошедшему событию, не желая принимать в нем никакого участия. Веата понимала все те условия, в которые были поставлены "низшие" слои общества. Девушка знала, что подобные вспышки бунта, лишь вопрос времени, и если Зеллак ничего не предпримет в ближайшие сроки, то огонь внутри сердец будет разгорается все больше, пока полностью не сожжет Гдален и всех не имеющих способности людей.
Тем временем королевские дети быстро и уверенно подбирались к дому Мирея, чтобы навести справки и получить ответы на желанные вопросы. На этот раз Лиассан был настроении намного более серьёзно, чем в прошлый, когда вор помогал ребятам с расследованием. Все больше размышляя на тему своеобразного предательства, принц пытался понять, чем было вызвано такое поведение со стороны его лучшего друга. Ранее бритоголовый никогда и ничего не скрывал, а наоборот любил делиться информацией о событиях, происходящих в его жизни. На этот раз все было покрыто неким мраком и тайной, а Мира при этом мог спокойно смотреть в глаза свои друзьям, не чувствуя никакой вины или зазрения совести. С другой стороны, маг принадлежал к криминальному миру, где врать считалось нормой и обыденным делом. Скорее всего это оставило свой отпечаток на характере парня и научило его более спокойно относиться к подобным вещам. Лиас знал, что у них с другом разные воспитания, но не хотел принимать сам факт лжи со стороны волшебника.
Прозвучали три громких стука в дверь. Принц решил не любезничать и бил кулаком, чтобы находящийся внутри парень наверняка услышал о том, что кто-то пришёл к его дому. Реакция произошла буквально моментально. Мирей открыл дверь и осмотрел стоящих на крыльце друзей, после поглядывая по сторонам, словно в поисках ещё кого-то. Удостоверившись, что королевские дети пришли вдвоём, вор пропустил их в свой дом, вновь плотно закрывая за собой дверь на замок. Иллюзионист ещё не до конца отошел от последнего "визита" рыцарей, которые перерыли весь его дом и спокойно заявили, что у них были основания на подобный поступок. С тех пор бритоголовый стал более осторожным в принятии гостей.
— Какого хрена, Мира? — ещё со входа крикнул принц, взяв своего друга за шкирку. — Ты перепутал свои круги общения? С каких пор ты стал врать мне? — Лиас уверенно притянул друга ближе к себе, заставляя того смотреть прямо в глаза Тониэлл, которые были наполненные злостью и обидой.