Если бы Олаз Стойкий не стал героем войны, сыскав себе славу не только доброго воришки золота жадного феодала, но и проявив себя с положительных сторон в кровопролитных сражениях, после победы его осудили бы и казнили. А так, он смог переломить два важных сражения в сторону войск Трагарда и получил заслуженную награду. В наказание Унану Счетоводу, Жанна лишила его земель, западнее Большой Воды, и даровала их Олазу. Конечно, потом, она возместила Первому После Богов часть украденного Стойким золота, но Земли так и не вернула. Это было единственное на данный момент наказание потомков Ухраса, и первое нарушение ею слова, данного всё тому же Ухрасу.
— И что, этот Унан не пытался убить Стойкого? — поинтересовался я.
— А как же, конечно пытался. Он даже войну Красному Барону объявил, но Жанна быстро успокоила его пыл. — Ответил Кайс, смахивая с лица паутину, в которую он вляпался по неосторожности. — Потом уже, потомки Счетовода ещё два раза пытались силой забрать то, что ещё долгое время считали своим, но оба раза королева пресекала зарвавшихся феодалов, грозя им серьёзным наказание. Теперь вражды уже нет, но нелюбовь друг к другу и Первого После Богов и Красного Барона осталась. Так же, жители одних Земель, недолюбливают других. Помнишь, я говорил тебе про Ульдайна Три Монеты? Это налог, в честь которого лорд Большой Воды и получил своё прозвище. Именно столько должен был заплатить подданный Красного Барона, за пересечения границы Земель Голдшильдов. И не важно, сколько раз за день или за год он это делал. Перешёл один раз — плати. Перешёл десять раз за день — плати десять раз по три монеты.
— А как стража понимает, что человек подданный Барона? — поинтересовался я. — У него на лбу же не написано.
— Не понимает, а понимала, — поправил меня Крысолов. — Закон уже лет двадцать как отменили. А что, на счёт того, как они узнавали: стража заставляла платить всех, кто не мог доказать того, что он не подданный Красного Барона.
— Презумпция невиновности? Не, не слышал, — усмехнулся я.
— Чего? — переспросил Кайс.
— Не вникай. Это так — шутки из другого Мира. — Ответил я. — Темнеет. Нам бы место для ночлега найти.
— Спать сегодня мы ляжем очень поздно, если вообще ляжем — "обрадовал" меня Крысолов. — Потому, как за нашими занятными разговорами прошли намного больше, чем я предполагал. Вон, видишь просветы между деревьев? Лес почти кончился, а за ним, если ничего не изменилось, начинаются кукурузные поля. Пару часов посидим тут, а потом выйдем в поля. Пройдём по ним немного северо-западнее, и выйдем на Долгий тракт. А дальше всё просто: находим ближайшую таверну или постоялый двор, снимаем комнату и спим там до тех пор, пока на боках не появятся пролежни.
22. Лицедеи-лиходеи
Уверенность Кайса в том, что мы выбрались из Дома Цедрика в тоже время, что и вошли в него, поколебалась при виде убранного поля, на котором должна была расти кукуруза. Даже в тусклом свете ночного светила я видел налёт смятения на его, некогда уверенном лице. Хотя, что бы ни выражало его лицо, сам Крысолов продолжал держаться довольно уверенно. На ходу изменив план, Крысолов повёл меня вдоль края леса, обходя убранное поле по дуге. Так мы вышли к большим бревенчатым амбарам, куда изначально и стремились попасть, но только с этим манёвром потратив на час больше. Две короткие перебежки между массивными строениями под аккомпанемент собачьего лая, и мы уже перебираемся через невысокий каменный забор, с внешней стороны поросший плющом. Лишь только ноги коснулись дорожной тверди, Кайс облегчённо выдохнул, поправил плащ, и пошёл в сторону городка, яркие огни которого мерцали внизу пологого склона.
На окраине городка, аккуратные домики, щедро украшенные горшечными цветами, были не больше двух этажей. Они напомнили мне европейские фахверковые дома, ячейки которых были выкрашены в разнообразные, но яркие цвета. По широким освещённым улицам, вымощенным серым камнем, бродил разномастный народ. По одежде людей была заметна разница их социального положения, но все, как один, выглядели нарядно. Чем сильнее мы углублялись в незамысловатое переплетение городских артерий, тем сильней нарастал раздражающий меня звук. Многоголосый, звонкий детский смех. Десятки мальчишек и девчонок разного возраста носились друг за другом взад-перёд, ловко маневрируя между неспешно идущими взрослыми и редкими вооружёнными всадниками.
— Что за ерунда тут твориться? — настороженно спросил я Кайса.
— Улыбайся и иди вперёд, — ответил мне Крысолов сквозь неестественно широкую улыбку, которую он наигранно натянул на своё лицо.