К так называемому "старому седлу" мы вышли ближе к полудню, когда я уже хотел затеять бунт и завалиться отдыхать на каком-нибудь подходящем выступе. Тропа в расщелине, по которой мы шли всё последнее время, вывела нас из горных недр на просторную поляну, поросшую невысокой, но очень зелёной травой. С трёх сторон она оканчивалась крутым обрывом, а с четвёртой, словно козырёк, над ней нависала скала. В нескольких метрах правее от того места, где мы вышли из расщелины, в скале было приличных размеров углубление. Именно туда мы и направились.
Сумка, что уже давно казалась стокилограммовой, полетела к стене, и я уже собрался завалиться рядом, но Кайс остановил меня от этого поступка — поднял сумку и повешал её обратно на моё плечо.
— Мы ещё не пришли, — сказал он мне. — Ещё две минуты и будешь отдыхать.
Вместе, они отодвинули подпирающий стену валун, открыв мне вход в тайное убежище.
— Добро пожаловать в "старое седло", — сказал Крысолов, указывая на открывшийся в стене лаз.
10. "Старое седло"
А в "седле" оказалось не так уж и плохо. Тот лаз, который открыли Кайс и Вершок, вёл наверх, в просторную тёплую пещеру. Несколько небольших расщелин в горе выполняли функцию окон, сквозь которые в убежище проникал свет. Рассмотреть в них хоть что-то интересное, кроме неба, было невозможно, но этого тогда и не требовалось. Почему? Да потому, что сутки к ряду мы отсыпались. Кстати, тут уже до нас были организованы спальные места в виде дощатых настилов. Был небольшой стол, а так же огороженное камнем место для очага, над которым в потолке находилась ровная, почти круглая дыра. Я спрашивал своих спутников, как появилось это отверстие, а ещё интересовался, кто и когда притащил сюда доски, но ответов на эти вопросы у них не было. Всё это было тут ещё до того, как они посетили это место впервые. Спрашивать об этом тех, кто показал им это убежище, ни Кайс, ни Вершок не считали нужным, принимая все блага как должное. В "старом седле" мы провели чуть более суток, и большую часть времени просто спали. Не было ни разговоров, ни расспросов — только сон, прерываемый коротким бодрствованием. В середине следующего дня, да, скорее всего, это было обеденное время, я проснулся от того, что пещера наполнилась приятным ароматом мясной похлёбки, которую Зиган готовил на костре.
— Голодный? — спросил меня Вершок, пробуя своё варево на предмет готовности.
— Ну, да.
— Подползай, и миску захвати, — пригласил он меня к столу, на котором уже стояла початая бутылка пойла.
— А это откуда? — поинтересовался я, щелкнув пальцем по стеклянной таре.
— Оттуда, — загадочно произнёс маг, и принялся раскладывать похлёбку по мискам. — Или что, ты думал, я на сухую отдыхать буду? Трезвым я бы свихнулся тут сутки сидеть.
— А как назад пойдешь? Сорвёшься же?
— Я ж не собираюсь ужраться, — с улыбкой на лице ответил Зиган. — Так, тяну по чуть-чуть. Ты ешь, а-то остынет.
Несколько минут спустя, когда наши миски опустели на половину, Вершок завёл неожиданный для меня разговор, который больше походил на чрезмерно откровенную исповедь.
— Знаешь, а ты прав. Я действительно бессердечный. Мне ж теперь нет дела до того, кого убивать. Старик, девка, жалкий калека, да хоть ребёнок — плевать я хотел на их жизни, если они мешают моим планам. Нет во мне сердца, по крайней мере, в том смысле, что ты вкладывал в свои слова.
— В каждом человеке есть… — начал было я, но в грубой форме был прерван собеседником.
— Не перебивай. — Рыкнул он, и отхлебнул из горла. — Сердце в моей груди есть, и иногда оно даже колотится, а порой и покалывает, особенно когда с этой поганой отравой переберу… Сдохло у меня всё внутри, и уже давно, а чтобы совсем на живого мертвеца не походить, и хоть как-то себя человеком чувствовать, я пью. Да, пью я много, но ту пустоту, что во мне, ничем больше не заполнить.