— Тысяча в месяц — это много?
— Тысяча золотых монет — это год купания в столичной роскоши или пять лет безбедной жизни на курортах Розового моря, — пояснил Кайс, кратко поведав мне расценки на местную роскошь.
Увлекательный рассказ Крысолова прервался появление вереницы телег с запряжёнными в них Рашайи. Не меньше двадцати повозок гружёных глиной, ехали параллельным нам курсом, по такой же, мощёной камнем дороге, которая сотню метров спустя слилась воедино с нашей.
— Идёшь молча, ни с кем не разговариваешь. Если что — мычи и подзывай меня. — Предупредил Кайс. — Ясно?
— Не совсем…
— Это люди из "ямы", принадлежащей Церкви — Только они из чужеземцев имеют Рашайи в своём распоряжении. Узнают, кто ты — выпустят нам кишки, отрубят головы, а трупы повесят за ноги на дереве. Почему так — узнаешь позже, — доходчиво объяснил он мне. — И накинь капюшон.
— Подвезти?! — крикнул нам один из возничих, управляющих телегой гружёной глиной.
— Будем премного благодарны, — согласился Кайс, и показал мне жестом, чтобы я на ходу залез в телегу на гору сырой глины. Сам же он ловко вскочил на подножку и уселся рядом с доброжелательным извозчиком.
— В Арены? — спросил возничий Крысолова.
— А куда ж ещё, — усмехнулся Кайс. — Не в Столбы же.
Они оба рассмеялись и принялись болтать о всякой ерунде, типа качества глины, новых способах добычи и снижении её цены у портовых перекупщиков. Так продолжалось около часа, и когда на вечернем небе начали появляться первые звёзды мы въехали в город. К моему удивлению, за время разговора возничий ни разу не поинтересовался обо мне у Крысолова, словно я был невидимкой, но когда мы слезли с телеги, он почему-то харкнул мне вслед.
— Удачи тебе путник, — крикнул возничий Кайсу. — Да прибудет с тобой Триединство.
— Триединство и блеск Короны! — ответил ему Крысолов и потащит меня в ближайший переулок.
— Молодец, хорошо держался, — сказал он мне. — Теперь в "Гнилую Рыбу", Вершок должен быть там.
— Почему он плюнул мне вслед? За кого он принял меня? — настойчиво спросил я Кайса. — Говори сейчас или я догоню этого пид… старого пердуна, и харкну ему в рожу.
— Женщин в "ямах" нет — не положено, — а вот "утешные мальчики" есть, и они, как бы… считаются людьми низшего… не знаю, как правильно сказать… сословия что ли.
— Опущенные, — подобрал я более правильное слово из словаря тюремных жаргонизмов нашего Мира.
— Не знаю, что это, но наверно ты прав, — согласился Кайс, изображая на лице вину передо мной.
— Я сейчас сматерюсь на тебя, — недовольно заявил я Крысолову.
— Ладно ты, всё же прошло гладко и мирно, а что о тебе думает какой-то трудяга — нам до этого нет дела. Пошли в таверну, — он по-дружески положил руку мне плечо и повёл вглубь переулка. — Нас заждалась горячая еда и тёплая постель… А ещё нос Вершка заждался моего кулака.
При упоминании о средневековом городе в памяти сразу всплывали высокие крепостные стены, дерьмо, перемешанное с грязью на тёмных, узких улочках и куча голодных оборванцев снующих взад-вперёд.
Ничего этого тут не было. Крайние дома из массивных брёвен граничили с полем и не были защищены даже штакетником, не говоря уже о каком-либо подобии забора. Множество масляных фонарей, что были заперты в стеклянные колбы, освещали чистые, довольно широкие каменные улицы, по которым вереницами, в сторону порта тянулись телеги с глиной. По обочинам ходили люди в добротных одеждах, и они не обращали на нас никакого внимания. Большинство домов были выстроены в два, реже в три этажа с высокими двускатными крышами. Основную часть составляли бревенчатые здания, но попадались и каменные. В свете уличного освещения выглядели они серо и мрачно, но всё же довольно ухоженно. Всё это было непривычно для меня — жителя российского мегаполиса, привыкшего к пёстрой отделке, — и к тому моменту, как мы вошли в дверь нужной нам таверны, мрачная, однообразная серость начала загонять меня в лёгкую форму уныния.
Первый этаж таверны со странным названием "Гнилая Рыба", был отдан под кабак, и вот тут-то мои представления о подобных местах оправдались на всё сто. Закопчённый потолок, с торчащими из него балками, подпирали несколько квадратных, деревянных опор, между которыми были расставлены грязные, почти чёрные столы. В заведении был аншлаг, и ни за одним из столов не было свободного места. По узким проходам, держа перед собой разносы с мисками и кружками, ловко маневрируя задницами, шныряли толстые бабы в затёртых до жирного блеска передниках. Каждый, из пьяной, галдящей толпы выпивох считал своим долгом ущипнуть местных официанток за корму или вовсе — завалить такую себе на колени и попытаться залезть рукой ей под юбку.