– Поздно уже, не хочется вас беспокоить, – смутился Бастиан. Корделия Мейсон напомнила ему суровую учительницу, которая никому не даёт спуску.
– Глупости, молодой человек! Мы вас так просто не отпустим! Проходите-проходите, – он не стал спорить, бросил мрачный взгляд на опечатанную дверь квартиры Морелли и последовал за хозяйкой. – К сожалению, не смогу с вами пообщаться. Работа не ждёт. Но дочь дома. Кайл, – она обратилась к старенькому универсальному дроиду. – Завари чай, принеси бисквиты. Проходите, Себастиан, Вероника на террасе.
Спальня девушки отделялась от открытой террасы стеклянной стеной, на ночь закрываемой длинными, похожими на занавес шторами. На террасе в кадках, горшках и вазах росли цветы и маленькое апельсиновое дерево. Вероника сидела у самого края, за низким столиком (вернее, на него она положила ноги) и покачивалась в кресле. Стопка бумаг, которые просматривала девушка, была такой высокой, что доходила ей до плеча.
– Не боитесь, что ваша башня рухнет? – поинтересовался Бастиан.
Вероника обернулась и широко улыбнулась. Словно бы его приход её осчастливил. Но, по всей видимости, она всем так улыбалась. На этот раз её волосы были собраны в хвост и слабо вились на концах. Вероника носила белые брюки и длинную голубую рубашку, на их фоне её глаза казались темнее обычного.
– Не боюсь! Я рада видеть вас, Себастиан! Садитесь рядом!
Башня опасно закачалась.
– А если ветер поднимется, и…
– Какой вы, оказывается, ворчунишка! – усмехнулась девушка. – Кайл мне рассказал про цветы. Признаюсь, мне никогда не дарили столько за раз.
– Мне хотелось отблагодарить вас за доброту. И нет ничего приятнее, чем выбирать цветы для девушки.
– Какой вы славный! Но я не покажу вас ни одной подруге. Я хочу, чтобы цветы дарили только мне.
Это было сказано с такой невинной улыбкой, с обезоруживающей, почти детской непосредственностью, что Бастиан тут же понял: Вероника и не пытается с ним заигрывать. Она просто… такая. Яркая, как бабочка. Старый робот с грохотом опустил на стол поднос, его пальцы с подвижными суставами почти не гнулись.
– Спасибо, Кайл! Угощайтесь (мама огорчится, если вы не попробуете её лимонный бисквит) и не удивляйтесь, Себастиан. Этот робот со мной столько, сколько я себя помню. Он когда-то помогал маме в её работе, а теперь стал моим секретарём. Нельзя же его отключить, он почти член семьи. Универсальные роботы безобидны…
– У меня у самого есть такой робот. Бэтси. Отец тоже приучил давать им имена. Я как раз отремонтировал старушку. Могу разобрать вашего и почистить, если хотите. Их, увы, больше не обслуживают в сервисных центрах, но можно справиться и своими силами.
Вероника благодарно кивнула. Как раз в этот момент стопка документов, к ужасу Себастиана была сбита порывом ветра. Смеясь, Вероника принялась их ловить, Бастиан сгреб в охапку целую пачку бумаг.
– Я же говорил: улетят!
– А я говорила, что вы ворчун! Верните бумаги – это документы государственной важности! – она сделала страшное лицо.
– Неужели?
– Прошения. Но прошения очень важные. Так уж и быть, можете взглянуть.
– Ого! – Бастиан опустил глаза. – Похожи на прошения для трибуна…
– Для нового и ничего не смыслящего в работе трибуна, которого избрали совсем недавно. И который в ужасе, – повела плечами Вероника.
– Ого! Примите мои поздравления! Это ответственная работа! – Трибунат возник в Республике недавно, в 30-е годы XXIV века. Он считался институтом гражданского общества. Трибунов избирали каждые два года в городских округах и сельских коммунах. В Орлеане, к примеру, было четыре трибуна (по числу округов). Наравне с депутатами Генеральных штатов они обсуждали проекты местных законов, заслушивали отчеты городских органов исполнительной власти и обладали правом законодательной инициативы. Их считали «голосом народа». Любой гражданин Республики мог напрямую обратиться за помощью к трибуну. Ими могли стать только люди, занимающиеся важной, значимой работой.
– Ответственная должность всегда заставляет сомневаться в себе. Меня избрали всего несколько дней назад, как раз тогда, когда мы с вами познакомились.