Ларраби встал и зашагал по комнате взад и вперед.
– Я не могу сказать вам этого, – ответил он наконец. – Конечно, кто угодно мог вскрыть капсулу и заменить содержимое, скажем, чистым никотином или десятком других веществ. Кто угодно мог подмешать что-нибудь в его еду или питье. Разве это не более вероятно?
– Возможно. Но, видите ли, в момент его смерти в доме были только слуги, но я не думаю, что это был кто-то из них, я даже уверен, что это не так. Поэтому я ищу, так сказать, какой-то препарат замедленного, так сказать, действия. Нет ли какого-либо препарата, которым можно было бы воспользоваться так, чтобы жертва умерла, например, спустя несколько недель?
– Соблазнительная идея, но, боюсь, совершенно несостоятельная, – сухо ответил врач. – Я знаю, Энтвисл, что вы разумный человек, но скажите: кто именно сделал такое предположение? Оно кажется мне просто абсурдным.
– А вам Абернети ничего не говорил? Не намекал, что кто-то из родных хочет устранить его?
Доктор с любопытством взглянул на Энтвисла.
– Нет, ничего подобного я от него не слышал. А вы совершенно уверены, Энтвисл, что кто-то не хочет привлечь к себе внимания? Ведь некоторые люди истерического склада внешне производят впечатление вполне разумных и нормальных.
– Хотел бы надеяться, что так оно и есть. Это вполне могло быть.
– Давайте разберемся. Кто-то, полагаю, это была женщина, утверждает, что Абернети сказал ей об этом.
Юрист, загнанный в угол, неохотно рассказал о высказываниях Коры на похоронах. Лицо доктора Ларраби прояснилось.
– Дорогой мой, я бы не стал обращать на это внимания! Женщины в определенном возрасте бывают совершенно неуправляемыми и безответственными и могут сказать все что угодно.
Энтвислу не очень понравился столь беспечный подход доктора к делу. Ведь ему самому приходилось встречаться со множеством истеричных, неуравновешенных женщин, мечтающих лишь о том, чтобы произвести впечатление.
– Возможно, вы правы, – сказал Энтвисл, поднимаясь. – К несчастью, мы не можем поговорить с ней на эту тему, так как ее самоё убили.
– Как убили? – Казалось, что доктор Ларраби усомнился в трезвости ума своего собеседника.
– Вы, возможно, читали в газетах. Миссис Ланскене в Беркшире.
– Конечно... Я и понятия не имел, что она родственница Абернети. – Доктор Ларраби выглядел искренне потрясенным.
Чувствуя, что отплатил доктору за его прежнее профессиональное высокомерие, Энтвисл вышел. Он, однако, сознавал, что беседа с врачом не рассеяла его собственных сомнений и подозрений.
В Эндерби юрист решил поговорить с Лэнскомбом и для начала поинтересовался планами дворецкого на будущее.
– Миссис Лео просила меня остаться здесь до продажи дома. Я буду очень рад услужить ей. – Он вздохнул. – Надеюсь, сэр, вы извините меня, если я скажу, что очень расстроен продажей дома. Ведь я столько лет пробыл здесь и видел, как выросли все молодые леди и джентльмены. Мне всегда думалось, что мистер Мортимер унаследует дом после своего отца и поселит здесь свою собственную семью. Было договорено, сэр, что, когда я уже не смогу продолжать работать, я переберусь в северную сторожку. Это такое милое местечко. Я заранее предвкушал, какие чистоту и порядок я там наведу. Теперь ничему этому не бывать.
– Сожалею, Лэнскомб. Имение должно быть продано как единое целое, но с вашим наследством...
– О, я вовсе не жалуюсь, сэр. Я очень тронут щедростью мистера Абернети. Моя замужняя племянница просила меня поселиться вместе с ее семьей, но, видите ли, это совсем не то, что остаться жить в поместье.
– Знаю, – вздохнул Энтвисл. – Этот новый мир суров к нам, старикам. Жаль, что я так редко виделся с моим старым другом перед его кончиной. Как он выглядел в последние месяцы?
– Ну, сэр, он был сам не свой после смерти мистера Мортимера.
– Да, это горе сломило его. К тому же он был больным человеком, а у больных часто бывают странные фантазии. Насколько я понял, в последние дни жизни этим грешил и мистер Абернети. Быть может, он иногда говорил о каких-то врагах, о том, что кто-то хочет причинить ему вред? Скажем, подмешать отраву в кушанье?
Старый Лэнскомб казался удивленным и шокированным.
– Не могу припомнить ничего такого, сэр.
Мистер Энтвисл внимательно посмотрел на него.
– Вы преданный слуга, Лэнскомб, я знаю. Но если у мистера Абернети и бывали такие причуды, то ведь в этом нет ничего особенного... просто, э-э... признак болезненного состояния.
– Вот как, сэр? Могу только сказать, что мистер Абернети никогда не говорил ничего подобного мне или в моем присутствии.