– Но тогда я не понимаю.
– Я тоже не понимаю! Я, Эркюль Пуаро!
– Но если вы уверены, что Инглторп невиновен, скажите, зачем ему было покупать стрихнин?
– А он его и не покупал.
– Но Мейс узнал его!
– Простите, друг мой, но Мейс видел всего лишь человека с черной бородой, как у мистера Инглторпа, в очках, как у мистера Инглторпа. И так же странно одетого. Он при всем желании не мог бы узнать человека, которого ни разу не видел вблизи, ведь он всего две недели, как поселился в Стайлз-Сент-Мэри, к тому же миссис Инглторп имела дело в основном с аптекой Кута в Тэдминстере.
– Вы хотите сказать...
– Mon ami, помните те два факта, на которые я просил вас обратить внимание? Первый пока оставим, а какой был второй?
– То, что Альфред Инглторп одевается крайне необычно, имеет черную бороду и носит очки, – припомнил я.
– Правильно. А теперь предположим, что кто-то хочет, чтобы его приняли за Джона или Лоренса Кавендиша. Как вы думаете, легко это сделать?
– Н-нет, – пролепетал я удивленно. – Хотя, конечно, актер...
Но Пуаро резко перебил меня:
– А почему это трудно? Да потому, друг мой, что оба они гладко выбриты. Чтобы среди бела дня кого-нибудь приняли за Лоренса или Джона, надо быть гениальным актером и обладать при этом определенным природным сходством. Но в случае Альфреда Инглторпа все гораздо проще. Его одежда, борода, очки, скрывающие глаза, – все это легко узнаваемо. А какое первое желание преступника? Отвести от себя подозрения! Как это проще всего сделать? Конечно, заставить подозревать кого-нибудь другого! Мистер Инглторп очень подходил для этой роли. В глазах обитателей дома Альфред Инглторп всегда был человеком, способным на любую подлость. Такое предвзятое отношение и привело к тому, что он сразу попал под подозрение. Но чтобы погубить его наверняка, требовался какой-нибудь неопровержимый факт, скажем, то, что он собственноручно купил стрихнин. Учитывая его характерную внешность, организовать это было совсем нетрудно. Не забывайте, мистер Мейс никогда даже не разговаривал с Альфредом Инглторпом, откуда же ему знать, что человек в одежде мистера Инглторпа, в его очках и с его бородой не был мистером Инглторпом?
– Возможно, это и так, – согласился я, сраженный красноречием своего друга, – но почему в таком случае Альфред не сказал, где он находился в шесть вечера в понедельник?
– Действительно, почему? – тихо спросил Пуаро. – Наверное, если его арестуют, он скажет это, но я не могу доводить дело до ареста. Необходимо, чтобы Инглторп понял, какая над ним нависла угроза. Конечно, молчит он неспроста, наверняка есть какая-то мерзость, которую он хочет скрыть. Хотя Инглторп и не убивал свою жену, он все равно остается негодяем, которому есть что скрывать.
«Что же это может быть?» – подумал я, побежденный доводами Пуаро. Однако в глубине души я все еще питал слабую надежду на то, что первоначальная ясная схема, в которую укладывались все свидетельские показания, окажется в конце концов, верной.
– А вы не догадываетесь? – с улыбкой спросил Пуаро.
– Нет.
– А мне вот недавно пришла в голову одна идейка, которая теперь полностью подтвердилась.
– Вы мне не говорили об этом, – сказал я с упреком.
Пуаро развел руками.
– Простите, mon ami, но вы сами держали меня на некотором отдалении. Ну, я убедил вас, что не следует допускать его ареста?
– Отчасти, – нерешительно произнес я, будучи совершенно равнодушен к судьбе Инглторпа и полагая, что припугнуть его будет нелишне.
Пуаро внимательно посмотрел на меня и вздохнул.
– Ладно, друг мой, скажите мне лучше, что вы думаете о фактах, которые всплыли во время дознания?
– По-моему, мы не услышали ничего нового.