…Мещеряк с окровавленной саблей, перепрыгивая через трупы татар, бежал к коновязи, где стояло около дюжины татарских лошадей под седлами, вскочил на коня.
— Братцы! Лупи и-их! Карачу живым взять!
И бросил коня в гущу битвы. На остальных лошадей тоже повскакивали казаки, ринулись за Мещеряком.
Карача бешено мчался впереди двух телохранителей. На пригорке остановил танцующего коня, вскричал:
— Где мои сыновья?!
— Они погибли, повелитель…
— О-о! — взвыл карача, свалился с коня. Один из телохранителей бросил на землю, из которой уже ощетинилась молодая травка, коврик, карача упал на него коленями и стал молиться, протягивая руки на восток, где всходило веселое солнце.
У ворот Кашлыка толпилось десятков семь-восемь казаков и стрельцов, вооруженных пищалями, саблями, топорами, пиками.
Ермак дал знак открыть ворота, повернулся к Александрову.
— Коли что — два десятка казаков тебе хватит, чтоб удержать Кашлык али погибнуть тут. — Ермак снял шлем. — Ну, сынок, на всякий случай. — Они обнялись.
— Не сомневайся, Ермак Тимофеич. С победой вас всех жду.
Ермак надел шлем, вскричал:
— С Богом, ребятушки-и!
И пошел из города. За ним двинулись остальные.
Карача еще молился, когда из леса вылетел отряд татарских конников. Телохранители знаком остановили их.
…И вот уже несколько сотен конных татар стоят вокруг холма, а карача все молится.
Наконец он поднялся с коврика, оглядел пустыми глазами воинов. И вдруг, тыча перед собой руками, закричал в истерике:
— Там погибли мои сыновья! Всех казаков порубить! Всех до одного! Всех до одного!
Всадники ринулись по указанному направлению.
Матвей Мещеряк, потный и разгоряченный, без шлема, стоял возле юрты карачи, пил кумыс. А наложницы карами держали наготове еще две полные чаши.
— Хорош кумыс, да весь не выпьешь, — проговорил он, вытирая мокрые усы. — Ну-к, казачков теперь угощайте.
— Атаман, вот те новый шлем! — Савка Керкун протянул Мещерякову позолоченный татарский шлем. — Кажись, впору будет.
— Ох ты! — воскликнул Мещеряк. — Чей же это?
— Да я вон сына карачиного подрубил. Ну-к, дайте кобыльего молока глотнуть.
Не успела одна из наложниц подать Керкуну чашу, а Мещеряк примерить шлем, как затрещали поблизости казачьи пищали. Оба бросились на выстрелы.
Миновав последнюю юрту, Мещеряк увидел метрах в трехстах татарских конников.
Рядом была небольшая роща, густо поросшая молодым березняком и кустарником. Мещеряк сориентировался моментально:
— В кусты, ребята-а! Тут они нас порубят! За мной! Телеги в круг.
Под нарастающий визг татарских конников, скачущих за своим предводителем в золоченой кольчуге, казаки бежали к спасительной роще. Двое так и не добежали, остались лежать на земле со стрелами в спинах. Остальные под самыми саблями успели укрыться за татарскими телегами и в зарослях. Оттуда, едва татарские всадники подскакали к опушке, ударил дружный залп. С добрый десяток всадников попадали на землю да с полдесятка лошадей забились на траве. А выстрелы, хотя и вразнобой, но продолжали трещать густо. На лесной опушке образовалось столпотворение: передние всадники поворачивали обратно, а задние напирали, меткие выстрелы из леса валили все новых всадников, лошади спотыкались о трупы, падали, всадники летели через головы коней. А Матвей Мещеряк, широко раскрывая рот, орал, перекрывая визг татар, храп лошадей и звуки выстрелов:
— Пали-и, братва! Пали-и!
Татарские всадники скакали прочь от лесной опушки, земля перед которой была густо усеяна трупами людей и лошадей. Из-за холмов показались спешащие на помощь татарские воины. Воинственный клик взметнулся в небо. Предводитель всадников что-то прокричал, размахивая саблей. Все конники вновь ринулись к лесной опушке.
Достигнув ее, татары, частью спешившись, опрокидывая телеги, врезались в заросли. Пищали теперь казакам были ни к чему, они взялись за сабли и топоры. Татары вытесняли их из зарослей, рубка шла уже на открытом поле.
Падали казаки, обливаясь кровью. Падали татары… Казаки быстро изнемогали. Видя это, стоявший неподалеку татарский предводитель выхватил саблю, тронул коня.
Яростно рубился Мещеряк, снова простоволосый, с залитыми кровью волосами. Схватился за плечо Савка Керкун — какой-то татарин порубил его кольчугу. Но Савка не упал, лишь покачнулся. И вдруг заорал:
— Атаман! Подмога-а!
Ударил залп.