Относительно обручения также было всё решено. Через неделю после того, как Ермак Тимофеевич был объявлен женихом Ксении Яковлевны, в хоромы был приглашён отец Пётр, священник церкви во имя преподобного Иоаникия Великого, который и обручил молодых кольцами, привезёнными с нарочным из Перми.
Нарочному было заказано не говорить в Перми, зачем понадобились кольца. Семён Иоаникиевич хотел, чтобы обручение осталось тайной до поры до времени. Преданный слуга Строгановых был не из болтливых.
После отслуженного в парадной горнице второго этажа молебна с водосвятием священник обручил жениха и невесту, после того как Семён Иоаникиевич и Лукерья Антиповна благословили их святыми иконами.
Весело провели этот день не только в усадьбе Строгановых, но и в ближайших посёлках. Пировали до утра. Вино, мёд и брага лились рекой, много было съедено и мяса, и пирогов, и другой разной снеди, много искренних пожеланий неслось к обручённым и лично и заочно.
Сенные девушки, подкрепившись наливками да сладостями, особенно изощрялись в песнях, славивших молодых: «князя и княгинюшку», «лебедя и лебёдушку», «сокола да голубку сизую».
Все веселились от души. Одна Домаша нет-нет да и затуманивалась, вспомнив о своём Якове.
Хоть и говорила она Ксении Яковлевне, что легче было бы ей, если бы умер он, но всё же сильно сжимала её сердце мысль, что, быть может, действительно лежит где-нибудь её Яшенька мёртвым, вороны чёрные глаза ему клюют, звери дикие косточки обгладывают белые. Холодом всю обдавало девушку. «Пусть лучше в Москве погуляет, да сюда вернётся, чем такое страшное приключится с ним», — думала она.
И Ермак Тимофеевич, и Ксения Яковлевна чувствовали настроение своей наперсницы и словом ласковым да шуткою старались утешить или хоть разговорить бедную девушку.
X
В поход
Наступило первое сентября 1581 года. Протекавшая верстах в двух от хором Строгановых и новой стройки Ермаковой вольницы река Чусовая пестрела множеством челнов, мерно покачивавшихся на её мутных водах.
— Точно Волга-матушка, — толковали собравшиеся на берегу реки казаки.
— Скажешь тоже, Волга… Тех же щей, да пожиже влей, — слышалось замечание.
Но вот всё стихло. Головы огромной, но стройной толпы обнажились. Перед устроенным на берегу временным иконостасом с множеством икон, принесённых из церкви и из хором Строгановых, появился в полном облачении отец Пётр с диаконом и стал служить торжественный напутственный молебен.
Отряд Ермака Тимофеевича, числом 840 человек, благоговейно внимал молитвам и песнопениям.
За отрядом стояли люди строгановские, а впереди Иван Кольцо и Ермак Тимофеевич рядом со своей невестой Ксенией Яковлевной, окружённой сенными девушками с Домашей во главе. Тут же в первых рядах стояли Семён Иоаникиевич Строганов с племянниками.
Гулко среди невозмутимой тишины раздавались богослужебные возгласы и молитвословия, дым кадильный тихо струился в воздухе, а яркое солнце приветливо играло в дорогих окладах икон и блестящих ризах священнослужителей.
Вот огромная толпа истово крестится… Вот она как один человек опускается на колени… Картина величественная и поразительная!
Молебен окончен, водосвятие совершено, отец Пётр окропил святою водою каждого из воинов, длинной лентой в образцовом порядке прошедших мимо него и целовавших крест. Последними к нему приложились Строгановы и их люди, собравшиеся проводить посельщиков в далёкий поход, в глушь сибирскую.
По распоряжению Ермака Тимофеевича, когда все приложились к кресту и отцом Петром были освящены колыхавшиеся на водной поверхности реки челны казацкие, был собран круг. Ермак подошёл к людям, снял шапку и трижды низко поклонился им в пояс.
— Знаете ли, добрые молодцы, что ноне новый год… Поздравляю вас с ним, ребятушки. Дай бог в новый год да в добрый час дело начать новое, дело доброе, великое… Виноваты мы много перед батюшкой-царём нашим, так искупим же свои перед ним вины послугою… Идём мы все в поход волею, неволить народ не хочу, кто хошь иди, кто хошь оставайся… Выходи, кто не со мною.
Ермак Тимофеевич смолк и орлиным взглядом обвёл толпу. Ни один человек не тронулся с места.
— Все с тобой, атаман! — пронеслось по толпе.
— Чур, казак, назад не пятиться, не воротиться… Знаете пословицу? — продолжал Ермак Тимофеевич. — Житьё будет в походе не то, что на Волге али в посёлке здесь, житьё трудное, походное… Идём не на разбой, а на святое дело, а потому слушаться моих приказаний, не пьянствовать, не безобразничать… Уговор лучше денег, провинившегося не пощажу… говорю заранее… Согласны? Идите! А не согласны — на печи лежите…