Грянул выстрел, и средний татарин свалился с лошади. Двое других ускакали.
— Ну теперь у них пойдёт галденье, — растревожили осиное гнездо, — сказал Миняй.
— Это и хорошо, поскорей бы схватиться с ними по-настоящему, — заметил Ермак Тимофеевич.
Но долго это не удавалось. Кочевники, видимо, действовали осторожно.
Во время ночлега Ермаковой дружины на островках Туры они с берега пускали стрелы, не делающие вреда и большею частью падавшие в воду, а под утро куда-то исчезали.
Днём, впрочем, они появлялись небольшими группами в несколько человек, нюхали воздух, присматривались, пускали наудачу стрелу, другую и пропадали, как бы проваливаясь сквозь землю.
— Ишь, пёсьи сыны! — ругались казаки. — Словно крысы: выглянут из подполья и опять назад… Ну, да лиха беда, попадётесь… Зададим вам жару…
И казаки дождались.
XVIII
Дело началось
Довольно быстро двигались челны Ермаковой дружины по быстроводной Туре. Было уже за полдень, когда наши удальцы достигли того места, где река делала новый крутой поворот.
Не успели все челны пройти это место, как казаки увидели, что на весь правый берег Туры высыпали бог весть откуда взявшиеся тысячи татар. Путешественники в первую минуту были поражены этой неожиданностью. Тучи стрел полетели на них, но одни перелетели, другие не долетели до казаков и попадали в воду.
— Пали! — раздался зычный голос Ермака Тимофеевича, и восемьсот пищалей поднялись.
Грянули выстрелы. Ни одни из них не пропал даром. Сотни татар полетели с своих коней, остальные обратились в бегство.
Казаки по приказанию атамана причалили к берегу и бросились за кочевниками. Но те успели удрать на своих быстрых лошадёнках.
Казаки вернулись на берег, спрятали челны в ближайшем лесу и отправились по берегу, так как, по словам Миняя, невдалеке был город Епанчи-Чингиди (нынешняя Тюмень). Оказалось, что разбитые казаками силы и были полчища Епанчи. По дороге к Чингиди казакам встречались толпы татар, на которых им приходилось разряжать пищали.
Через несколько дней перед городом Чингиди произошла ещё более жестокая схватка с уцелевшими от первого погрома полчищами татар. Они были прогнаны, сам Епанча бежал, и Ермак Тимофеевич занял город Чингиди.
Много татар было взято в плен, и среди них во время последнего боя оказался татарин, одетый в шитые золотом и серебром одежды.
Видимо, он был начальником. Его привели к Ермаку.
— Кто ты такой? — спросил его атаман через переводчика, того же Миняя.
— Кутугай, сборщик податей.
— Кому ты служишь?
— Салтану Кучуму.
— Зачем ты здесь?
— Собирал ясак.
Ясаком называлась подать.
— И собрал?
— Собрал.
— Где же он?
— Твои люди отобрали.
— А где находится твой повелитель?
— В своём городе Кишлаке.
— Кишлаке, — повторил Ермак Тимофеевич. — А разве город Кучума не называется Сибирь.
— Он носит три названия: Кишлак, Сибирь и Искор, — объяснил Миняй.
— А, — протянул Ермак. — А далёк этот город?
— Нет, недалеко, идти к нему нужно рекою Тавдою, затем Тоболом, а потом Иртышом…
— Много у Кучума войска? — продолжал допытываться Ермак.
— Много… Сам он слеп, но при нём много сильных воинов, вроде его родственника богатыря Маметкула и других… Кучум всех держит в большом страхе, хотя…
Кутугай остановился.
— Договаривай! — приказал Ермак Тимофеевич.
— Его не любят подвластные ханы…
— За что?
— За то, что он обращает их в свою магометову веру.
— Хорошо, — сказал Ермак, — больше ты мне не нужен, возвращайся к Кучуму и скажи ему, что мы идём к нему в гости. Пусть принимает с честью, а то мы его угостим по-свойски из наших пищалей. Сам, чай, видел, как сыпятся от них с лошадей ваши братья, что твой горох…
— Видел, видел, — покачал смущённо головой Кутугай, когда Миняй перевёл ему последнюю фразу атамана.
Отпустив Кутугая, Ермак Тимофеевич отрядил часть казаков за спрятанными челнами, приказав сплавить их к городу Чингиди, где дружина провела несколько дней.
Казаки исполнили поручение, и девятого мая дружина Ермака снова пустилась вниз по Туре. Кроме челнов, за ними шли построенные ими струга с добычей.
В устье Туры в первых числах июня они выдержали несколько битв с князьками Мантмаса, Коскора и Варваринской.
Казаки получили так много добычи, что не могли забрать её полностью на струги и часть зарыли в устье Туры.