Тура-река
— Ефимка, поди сюда. Подбрось веток в огонь сынок, — старый казак перевернулся с боку на бок, сильнее натягивая на себя овчину.
— Ох и холодные тут ветра за Урал-камнем, — пробурчал он.
Ветер и впрямь был холодный и быстрый, он словно по таинственному и темному речному коридору, устремлялся вдоль стены леса, опоясывающего берега реки. Ефимка худощавый мальчишка в рваном тулупе, случайно приставший к казакам, подбежал к костру и закинул в него несколько рубленых сучьев. Костер запылал ярче, освещая приткнувшиеся к извилистому берегу Туры казачьи струги. Большие и не поворотливые суда были сильно нагружены различным скарбом, отчего их борта чуть ли не касались воды.
— Дядя Митяй, — Ефимка осторожно потрепал за овечью шкуру, которой укрылся старый казак. А дядька Митяй…
— Ну чего тебе бесененок? — из-за куска овчины высунулась бородатая голова.
— Тут давеча за лесом лошади ржали, — мальчонка указал на гору за рекой покрытую вечнозеленым лесом.
— Ну, то вогулы, али еще какие инородцы, — широко зевая, ответил казак. Сбегай коли не спится, до дальнего дозору, скажи:— Пущай не зевают.
Ефимка кивнул головой и исчез в темноте.
— Однако странно да? — пробурчал казак, ворочаясь под овчиной. Лошади ржали, а от дозора гонца не было.
— Поди случилось чего, пожаловали нехристи, а мы тут спим-почаваем, прости Господи, а как поди нагрянут вогульцы или кучумцы, враз здесь всех во сне и порешат. Он откинул овчину и протер глаза.
Над Турой стелился белый туман: — знать холода скоро придут. Тура встанет льдом и придется становиться на зимовье, как на Тагил-реке, что сейчас не входило в планы казачьей экспедиции.
Зима за Урал-Камнем приходит рано. Уже чуть успел облететь желтый осенний лист, так начинают пролетать первые снежинки, предвестники скорого ледостава. И на многие версты вокруг, лишь поникшая в ожидании лютой стужи вечно зеленая тайга, да пробирающий до костей вой голодных волчих стай. Дядька Митяй толкнул ногой казака, спящего неподалеку и издававшего такой махровый храп, словно враз выстрелил с десяток пищалей: — Серго вставай черт усатый.
Казак под овчиной, из которой торчали только его кожаные сапоги, даже не пошевелился.
Казак Митяй сплюнул на траву остатки табачинки, попавшей в рот, и вновь пнул скрюченную фигуру под овчиной.
— Да поднимайся ты уже. Ишь разлегся он, чай не на печи.
Спящий казак пробурчал про себя нечто-то ругательное, очевидно не довольный, что его разбудили в такую рань и высунул голову. Продрав огромными кулачищами еще сонные глаза, он злобно буркнул:
— Ну чего тебе дядька Митяй?
Митяй деловито прицепил саблю на ремень и пригладил чуб. Это было единственное из растительности, что росло на его голове с тех самых пор, как он стал вольным казаком. Характер он, как и большинство казаков имел скверный. Вольная жизнь на Дону в конец испортила его. Сквернословие, пьянство, но при этом быть совершенно набожным было типичным портретом казака того лихого времени.
— Мне-то ничаго, — важно ответил Митяй.
— Да только чует моя больная спина, вести дурные.
— С караулу у оврага давно из казаков никто не прибегал, — тревожно добавил Митяй. Ни табаку, ни хлебу не пришел никто поклянчить.
— Так там Осипа хлопцы, — зевая, ответил разбуженный казак. И славные хлопцы, я скажу тебе дядька Митяй. Чего раньше времени панику поднимать.
— Ну, славные, или не славные, о том опосля думать будем, — пробурчал дядька Митяй, — Ефимка слышал в той стороне лошадиное ржание.
Казак Митяй закончил свои приготовления и нахлобучил шапку из овчины. Это было его главное богатство сейчас акромя сабли, пищали, да кожаного сидора в котором он хранил ароматнейший по своему запаху табак.
С Серго мигом слетел сон: — Поди кучумцы пожаловали. Мать честная. Казак отчаянно перекрестился. Давненько их не видно было.
— Может и кучумцы, а может и местные вогулы шалят, — задумчиво ответил Митяй.
— Разбуди Ермака, да все ему перескажи. А я пока остальных разбужу.
Серго нацепив саблю, бросился в сторону стругов с криком: — Ермак Тимофеич, Ермак Тимофеич!
— Да здесь я! — ответил зыбкий голос казачьего атамана. Чего разорался, как баба худая. Не видишь, казаки спят?
Через несколько минут на борту самого большого из стругов, показалась фигура казака в тулупе, накинутом на плечи и большой меховой шапкой с красным околышем на голове.
Батько, поди кучумцы объявились, — запыхавшись от бега, прохрипел казак. — Давно наших казаков, с того берега не было.
Ермак широко зевнул и поправил кафтан на плечах.